3.5 Смыслом бытия сущего, которое мы именуем присутствием, окажется временность.

“Это не нравится мне”. – Почему? – “Я не дорос до этого”. – Ответил ли так когда-нибудь хоть один человек.

Приступив к чтению «Бытия и времени», я впервые был близок к согласию с этим высказыванием Ницше из «По ту сторону добра и зла». Даже перечитав пять раз предложение в духе: «Понятность бытия сама есть бытийная определенность присутствия», я не мог с точностью понять что же имеет в виду автор. Во вступительной статье переводчик говорит о том, что к тексту Хайдеггера нужно адаптироваться и привыкнуть, при этом он указывает что чего-то неимоверно, непостижимо сложного для понимания Хайдеггер не выписывает. Не передать словами радость, которую я испытал, когда стал понимать о чем пишет Мартин Хайдеггер к третьему параграфу. До него пробирался через каждое предложение с трудом, затем всё пошло более-менее ровно. Хотя читать больше 30 страниц «Бытия и времени» в день я все же не смог.

Люди сами имеют свои манеры быть. Упоминающаяся тенденция бытия, именуемая у нас дистанцией, основана на том, что бытие с другими как таковое озаботилось серединой. Она экзистенциальная черта людей. Для людей речь в их бытии идёт по сути о ней. Потому они держатся фактично в усредненности того, что подобает, что считается значимым и что нет, за чем признается успех, чему в нём отказывают. Эта серединность, намечая то, что можно и должно сметь, следит за всяким выбивающимся исключением. Всякое превосходство без шума подавляется. Всё оригинальное тут же сглаживается как издавна известное. Всё отвоеванное становится ручным. Всякая тайна теряет силу. Забота серединности обнажает опять же сущностную тенденцию присутствия, которую мы именуем уравнением всех бытийных возможностей.

Пишут, что язык Хайдеггера поэтичен. Язык Ницше – поэтичен, а вот Хайдеггера... Он облекает свои ощущения и чувства в мысле-слова. Конструирует сложнейшие и запутанные предложения. Использует одно слово в пяти его возможных смысловых значениях. Текст работы написан нетипично и необычно, разрывая обыденное представление о построении слов в предложении. Но есть ли здесь поэзия? Так называемое живое немецкое философское слово, в котором вряд ли получится подивиться красоте стилизации, как, например, в том же «Заратустре».

«Бытием и временем» Хайдеггер хотел заново поставить перед философией вопрос о смысле бытия, который был задвинут на задворки мышления. Если кому-то лень читать, то смысл бытия по-Хайдеггеру заключается во временности бытия. Именно поэтому он ставит в названии труда эти два термина – один вытекает из другого. А дальше разбирайтесь сами, как и указывает Хайдеггер в финале.

Хотя опять же, как верно указал переводчик во вступительной статье, в «Бытии и времени» нет особенной сложности мыслей. Хайдеггер представляет свою конструкцию каждодневного бытия, присутствия. Конструкция подробная и обширная, но не сложная. Язык – сложен и труден для понимания, но не идеи автора.

Хватаясь за феноменологический призыв – «назад к самим вещам!» Хайдеггер расчленяет само бытие и время на составные модусы. Подробно расписывает присутствие, бытие-в, мир, бытие-в-мире. В этом и заключается суть используемого феноменологического метода. Каждый аспект и каждую составную часть бытия и сущего выхватить и выписать, со всеми возможными смысловыми, фонетическими подтекстами. У Хайдеггера особое место в трактате занимают смысловые значения слов. Сущее, присутствие, падение каждое слово тяжеловесно и проработано. Отношения между сущим, бытием и присутствием прописаны досконально. Казалось бы простые и очевидные вещи Хайдеггер облекает в сложную структуру. Отсылание, встречность и прочее. А смысл? В данном случае трактат лучше бы выглядел в виде схемы.

Краткое содержание трактата Хайдеггера будет выглядеть приблизительно так:
Живет человек в виде присутствия (типа-сейчас, бытие-вот, дазайн) окружает его подручное, а сам он совершает падение в людей, из-за страха, двусмысленности и толков, которым верит на слово. Таким образом он бежит от самого себя, самого себя теряет. Вдруг ужас перед смертью настигает его, и он возвращается к себе и осознает ничтожность. Тогда он чувствует зов совести, а вместе с ним виновность свою и всех, тогда у него есть возможность - воли-иметь-совесть.

Правда я немного опустил феноменологическую разработку бытия-в-мире, определение мирности, времени и кое-что другое.

Возможно, он был первым кто ухватил экзистенциализм и придал ему направление. Но таков был дух эпохи, и эти идеи просто витали в воздухе, подготовленные мыслителями предыдущего века. Некоторые части «Бытия и времени» неимоверно увлекали и поражали своей тонкостью, глубиной мысли. Например, параграфы о падении, толках, двусмысленности, любопытстве и некоторые другие, касающиеся именно, так называемого, экзистенциализма. Но все же решимость-нерешимость, падение, воля-иметь-совесть, ужас и прочее разработано достаточно удачно в художественных трудах тех же Сартра и Камю. Так есть ли толк читать Хайдеггера, если его самые глубокие находки были блестяще изображены писателями? Правда в отличие от художественных произведений, «Бытие и время» претендует на фундаментальность конструкции.

Люди могут как бы обеспечить, что «человек» к ним постоянно апеллирует. Они с крайней лёгкостью могут за всё отвечать, потому что никто не тот, кто должен за что-то постоять. Люди всегда «были» должны так поступить, и тем не менее можно сказать, что «ни один» не был. В повседневности присутствия почти всё делается через тех, о ком мы вынуждены сказать, что никто ими не был.