5

Понимаю, что натюрморт, который использую для иллюстрации, никак не может быть портретом и уж, тем более автопортретом в таком затейливом антураже. Но устрица - такое создание, на которое иногда просто приятно взглянуть, вспоминая встречи с ней: бабушка Вдовствующая Королева в "Русалочке" носит двенадцать устриц, прицепленными к хвосту, в знак королевского достоинства; герои Диккенса то и дело заказывают их и поглощают с большим аппетитом, поливая лимонным соком; Стива Облонский, обедая с Лёвиным, начинает устриц (вчера получены-с, фленсбургские, не остендские); Морж и Плотник выманивают доверившихся им малюток из родной стихии, а после безжалостно съедают; героиня Джулии Робертс в культовой "Красотке", потратив день на упражнения в нелегкой науке политеса, включавшие и навык обращения с этим звериком, в решающий момент неловко берет устрицу, та, вишневой косточкой, отлетает в официанта: "Скользкие, ублюдки" - констатирует девушка.

Ну и довольно с потоком свободных ассоциаций, тем более, что в книге до устрицы я так и не добралась. Нет-нет, не из лени, исключительно по причине недоступности полного произведения и того, что довольствоваться пришлось фрагментом. Я и до мадемуазель де Скюрдери не добралась, о которой много говорится в связи с романом. Не было ее в том кусочке, который мне Бог послал. А что было? Летний день в богатом английском поместье позапрошлого (начала прошлого?, а впрочем, неважно) века. Не люблю Агату Кристи, может потому мысль о ней отогнала, поморщившись, и стала думать об Уилки Колинзе - пусть это будет в его декорациях. Тем более, что леденящие кровь преступления и расследования, в ходе которых прекрасные юные леди получают в безраздельное пользование своих благородных принцев, зло бывает жестоко наказано, а пара-тройка менее благородных леди не доживает до финала - это в его традициях.

Девушки, одна из них художница, готовят выставку, которая должна состояться днями, в комнате кроме них говорящий попугай, все дышит покоем и язвительной викторианской филантропией. После одна из них, Джейн, выходит в сад, чтобы поискать кого-нибудь, кто поможет сдвинуть тяжелый шкаф, мешающий идеально разместить картины. Эмилия, художница, остается. В живых ни ее, ни говорящей птицы никто больше не увидит. Интрига? О-о, еще какая. Дом наполняется пришлыми людьми, некоторые вяло расследуют смерть хозяйки, другие старательно помогают следствию, как водится, лишь уводя его в сторону. Волк с картины Эмилии беседует с Пастушкой, изображенной там же на темы sic transit, рассказывая пространнейшую историю. Все, как привычно у Шмаракова. И все, за что я люблю его прозу.

Шмараков не для дураков, простите за рифму, но об этом стоит предупреждать всякого, кто решится читать сочинения Романа Львовича. Технические требования к читателю: эрудированность, терпение, любовь к разгадыванию литературных ребусов. Первого мне часто недостает, со вторым все в порядке, третье доставляет немыслимое удовольствие. Но ради этого одного не взялась бы читать Шмаракова. У его текстов есть удивительное свойство очищать душу, как чистят днище лодки от напластований морского мусора; избавлять от ненужного. Читаешь и физически чувствуешь, как отщелкиваются, отпадая от тебя хвосты сиюминутной суетности. За тем и читаю.