4.5

Я все думала: в чем секрет обаяния этой книги...Сигрид Унсет удалось не просто увлечь читателя банальной историей про "женский век" - от детских забав до материнских горестей, но и стилизовать каждое время года жизни своей героини соответствующим образом. Страницы, на которых обитает беззаботное простоволосое дитя, язычески дики и незамысловаты. Первые впечатления, вбираемые широко открытыми глазами ребенка, столь же глубоки, сколь мимолетны. Причудливым образом здесь смешались невопрошающая любовь отца, отчуждение матери, чувство собственного превосходства и одновременно с этим - чувство удивительной сопричастности - тому миру, где Горная Дева протягивает с улыбкой золотой венец, а травы, собранные в полнолуние, способны как врачевать, так и свести на тот свет.

Далее, вопреки законам природы, на смену жаркому, наполненному играми и приятной усталостью, лету приходит красавица-весна с ее томлением, неясными чаяниями и тревогой. Вместе с ней в жизнь героини врывается страсть. Кристин открывает в себе способность к бунту, и текст приобретает оттенок мятежности, становится скомканным, волнуется словно неспокойное море. Девятый вал то нарастает в диком крещендо чувств и желаний, то спадает, усмиренный навязанными обществом и религией запретами. Героине придется понять, что для достижения цели простого упрямства мало: нужно оледенить свое сердце, причиняя боль самым близким; нужно уподобиться глухому слепцу, проявляя жестокость и творя несправедливость. Молодость-транжира не ищет оправданий, и нет для нее цены слишком высокой.

Но вот цель достигнута, и можно наслаждаться каждым днем и часом, но судьба - жестокий ростовщик и все долги истребует своевременно, не внимая ни мольбам, ни увещеваниям, ни доводам рассудка. По капле крови, души, жизненной силы. И вот, не успев расцвести, весенние побеги увядают под порывами осеннего ветра. Не радуют ни щедрые плоды, ни печальная краса. Ломает руки в отчаянии Кристин, страшась заглянуть на миг вперед, бьющая крыльями птица, защищающая своих птенцов. А осенняя непогода все бушует, ломая ветви, вырывая деревья с корнями. Текст становится мрачным, насыщен небесной хмарью и криками неясыти.

Приходит лютая зима, а с ней - одиночество белой пустыни, холод, неприкаянность, тоска. Безносая Дама шествует по этим просторам, касаясь встречных в произвольном порядке. Падают от ее прикосновения и молодые, и старые. И богатые, и бедные. И робкие, и гордые. И никакими дарами ее не умилостивить. Можно лишь окинуть последним, странным взглядом, свой путь - и тихо ахнуть. Полотно выткано вкривь и вкось, торчащие нити соседствуют с прорехами, искусно вышитые эпизоды - с уродливыми сценами. Но так хочется завернуться в него и идти, согреваясь теплом воспоминаний, пока не упадешь в последнем рывке.

Так проходит жизнь, жестокая в своей необратимости.
Так проходит жизнь, невыносимо прекрасная в своей необратимости.
И Кристин, что была более дочь, чем мать; более любовница, чем жена; более дикарка, нежели святая - окунет истоптанные, кровавые ноги в холодные воды забвения. Но ниточка ее жизни тысячелетиями будет украшать узорный покров бытия, неброская, но столь уместная. Вытяни ее - и распадется связь времен. А кажется - всего лишь ниточка...