Больше рецензий

25 января 2018 г. 20:11

1K

4.5

Неугасимый и живой, -
Все слышен в рокоте прибоя
Столетний шепот роковой (Б. Лавренев)

Вот по сердцу мне такие писатели – тонкие, анализирующие, рисующие жизнь не в черно-белом цвете, а такой как она есть.
Охват тем произведений сборника довольно широк: революция, Гражданская война, социальное неравенство, декабристы, Пушкин, Великая Отечественная война… Включены и публичные очерки Лавренева, но мне они показались суховатыми и несколько высокопарными.

Для меня в этом сборнике особняком стоят «Звездный свет» и «Сорок первый». Есть в них щемящая лирика и пронзительность.
«Звездный свет» - необычайно поэтичный рассказ. Каждый раз читая, надеюсь на иной финал. Но увы… Несмотря на драму, произведение проникнуто духом романтики - интернациональная любовь юных сердец в бурю Революции. Поэтично и само описание Средней Азии: так и слышишь журчание воды в арыке, ощущаешь разлитый в воздухе зной и аромат плова, а горы Большого Чимгана высятся вдали и манят «зеленовытым жемчугом». И даже женская доля в романтическом ключе рассказа кажется простой и понятной: «У нас такой закон советский – кого женщина любит, с тем и живет». Красиво и на эмоциональном подъеме заканчивается рассказ: автор отдает дань краю, с которым свела его судьба («сурова и крепка земля железного хромца Тимура»), людям его населявшем («крепки и суровы» с «неразгадываемой тайной») и с пронзительной верой в будущее воспевает «алый звездный цвет» Революции.

«Сорок первый», кончено, уникальное произведение. Невозможно просто прочитать его и забыть на следующий день – выворачивает оно наизнанку и заставляет вести диалог - с автором, близкими, да и с самим собой.

Интересно и, вместе с тем, горько читать, как же однобоко воспринимают его сегодняшние читатели. Мне странно видеть во многих рецензиях осуждение безграмотной «рыбачьей сироты» Марютки, работающей с семилетнего возраста(!). Никто почему-то не осуждает рафинированного поручика. За что? Да хотя бы за его конформизм, интеллигентное чистоплюйство… 21 век – вон как все повернулось: едва ли не каждый в наши дни - потомственный дворянин, многие – просто «интеллигенты», которым почему-то смешна безграмотная речь человека низкого сословия (оксюморон какой-то). Но это так – эмоциональное отвлечение.

А относительно рассказа – трагический финал мне видится пусть не единственно возможным, но закономерным. На острове, вдали от людей, возможно тихое личное счастье героев, возможно отодвинуть свои взгляды и убеждения. Но такое счастье – это только мираж в песках, зыбкий и обманчивый. И мираж рассеивается при первом столкновении героев с внешним миром – ни один из них не отказывается от своих убеждений. Я не думаю, что автор осуждает Марютку или считает ее бездушной: на протяжении рассказа он говорит о ней иронично, но с нежностью. Она как ребенок – чиста и непосредственна, она самоотвержена, что не может не восхищать (особенно в наш циничный век). И в последней сцене перед нами не холоднокровный стрелок, готовящийся до конца завершить свой революционный долг, а просто женщина и ее осознание личной трагедии. Остров с говорящим названием Барса-Кельмес (в пер. с тюрк. – «пойдешь – не вернешься») становится гибелью для героев.

Еще один рассказ об эпохе Гражданской войны - «Комендант Пушкин». Рассказ был написан в 1936 году к столетию со дня смерти А.С. Пушкина. Возможно, Лавренев своим произведением высказал идею о близости Пушкина и его творчества идеям революции. По крайней мере, к пониманию этого приходит красноармеец, военный моряк и тезка великого русского поэта, когда знакомится с творчеством и биографией Пушкина, когда – «открывает» для себя народного поэта Пушкина. В начале произведения герой имеет слабое представление о том, кто такой Пушкин и о его роли в истории России. Как много это говорит об уровне грамотности и доступности образования в дореволюционной России. И позднее мысли героя: «Человек для всего народа писал. Кровью, можно сказать, писал, надрывался. А многие ли его знают? И проклятая же жизнь наша была, если девять десятых России в такой серости жили, как я вот!». Как точно подметил Лавренев момент очарования героя творчеством Александра Сергеевича, момент, когда герой осознает поэта своим другом, а «встречу» с ним называет знаковой: «Только от него я другим человеком стал. Многое мне через него захотелось. И понял я, какие мы жили темные, словно слепые щенки. Возьмем меня, к примеру. Я ведь ничего, кроме революции, не смыслил. Да и к ней чутьем тянулся одним, вот как щенок ощупью титьку находит. А вот с Александром Сергеевичем повстречался, и ныне ясно мне стало, как много человеку знать нужно, и края тому знанию нет». Как это действительно верно - глубокий писатель, с близким читателю мироощущением, подчас последним воспринимается как добрый друг и советчик.
Таким другом стал мне и Борис Лавренев.