4 Слово в защиту невинной собачки

Однако, как странно иногда свыше диктуется выбор книги. Только что прочла Амоса Оза с его далеко не всеми принимаемой философией на фоне бесконечного арабо-израильского конфликта. Впечатление решила перебить традиционно, то есть окунувшись в детективную историю. Но вместо поиска убийцы в деле установления справедливости и гармонии, я опять столкнулась с той же, что и у Оза, проблемой: если поменять угол зрения, то рассматриваемый предмет принимает КАРДИНАЛЬНО другой вид. И где? На знаменитых Девонширских болотах!

Книга известного французского литературоведа-озорника невелика по объёму и читается быстро, хотя стиль у неё строго научный, подкреплён цитатами и ссылками на других литературоведов, которые, оказывается, тоже не были столь уверены в полном и достоверном раскрытии этого знаменитого дела не менее знаменитым сыщиком всех времён и народов Шерлоком Холмсом. Но сначала дам слово автору:

«Многие убийства, о которых рассказывается в литературных произведениях, совершены не теми, кого в них обвиняют. В литературе, как и в жизни, настоящие преступники зачастую ускользают от правосудия, а вместо них обвиняют и наказывают второстепенных персонажей, стрелочников… И если уж нельзя покарать злодеев, то, по крайней мере, можно снять поклёп с обвинённых напрасно».

Чем автор на протяжении книги и занимается.

Пьер Байяр ничего не придумывает. Он строго опирается на текст Конан Дойла, приводя довольно обширные цитаты из его повести. (Немного напрягало, что Ватсон становится в переводах Уотсоном. Ну, никак не могу смириться с данной реальностью. Мой Ватсон – только Ватсон, иногда – Виталий Соломин, и никак иначе!) Он выстраивает собственные психологические конструкции, опираясь не только на волю автора, но и внутреннюю логику созданных им образов:

«Помыслы литературных героев не остаются навеки во владении того, кто дал этим героям жизнь, персонажи оказываются более живучи, чем многие реально существующие жизни: через поклонников творчества того или иного писателя они преодолевают границы книг, где о них впервые рассказывается, и путешествуют во времени, отыскивая людей, в чьих душах получают благодарный отклик».

Отсюда следует другой тезис:

«Вопреки распространённому заблуждению, литературные герои не абстрактные создания, действующие лишь на бумаге, это живые существа, которые на страницах книг живут своей собственной жизнью, а иногда оказываются настолько самостоятельными, что совершают убийства без ведома автора. Видимо, Конан Дойл не оценил их самостоятельность и проглядел, что один из его персонажей абсолютно вышел из-под авторского контроля, а потом играючи отправил сыщика по ложному следу».

Следует отметить, что Байяр вовсе не считает Шерлока Холмса таким уж всепобеждающим и безупречным в своём деле. Он перечисляет те рассказы, где преступникам удалось скрыться, а также указывает на некоторые моменты в «успешных» делах Холмса, где обвинение построено лишь на косвенных уликах, а то и вовсе на предположениях. Кстати, в конкретно рассматриваемом деле, деле Собаки Баскервилей, знаменитый сыщик тоже не обошёлся без высосанных из пальца предположений, которые, однако, воспринимаются всеми участниками, в том числе и читателями, как истина в последней инстанции, что позволяет автору поставить точку, а сыщику – закрыть дело, записав его себе в актив.

Приведу пример. Самое первое «убийство» — смерть Чарльза Баскервиля в тисовой аллее. Тут, надо сказать, мне всегда тоже было не совсем понятно, почему следы огромной собаки были столь далеки от обнаруженного трупа. Почему собака остановилась, не добежав? Если её натравили, конечно. Даже если она трупы не кусает, то добежать-то и убедиться в этом она должна была, наверное. А она не побежала – агрессивная, злобная тварь, запугавшая всю округу и съевшая множество мелких животных, в том числе и кокер-спаниеля доктора Мортимера. Но я, как и все, проглатывала эту нестыковку, и неслась к победе Холмса на крыльях удачи. А ведь это был едва ли не первый звоночек: обратите особое внимание! Сыщик не обратил, повернул не в ту сторону – и пошло-поехало. Да и самого сыщика на страницах повести не так уж и много, он появляется только в самом конце, чтобы объяснить всем, кто кого и отчего. Почему так произошло?

Байяр объясняет этот факт опять же обращаясь не к предположениям, а к реальным событиям уже в жизни самого Конан Дойла. Общеизвестно, что Конан Дойл ненавидел своего самого знаменитого героя. Он считал, что Шерлок Холмс, которым зачитывался – и зачитывается – весь мир, отвлекает читателя от других его более значимых произведений, а его самого отвлекает над работой над ними. А и то сказать, кроме «Затерянного мира», остальное у Дойла мало читаемо и вряд ли осталось бы в благодарной памяти потомков. Но почти всякий автор зачастую сам не понимает, что значимо в его творчестве, а что преходяще. В эту ловушку попал и Конан Дойл: он «убил» своего ненавистного героя у Рейхенбахского водопада, и оказалось, что читатель не разрешил ему это сделать. И потребовал своего кумира обратно! Говорят, даже королевский двор выразил надежду, что писатель одумается. Писатель одумался, затребовав троекратно больший гонорар, но героя своего ненавидеть не перестал. И первой вещью, в которой вновь появился Шерлок Холмс, была повесть «Собака Баскервилей»:

«Автора так терзала ненависть к сыщику, что он не заметил второй истории о ненависти, которую, не афишируя этого читателям, рассказывает повесть, и развязал руки для преступных действий одному голему, который ведёт себя намного скромнее детектива, но оказывается куда более страшней».

От себя добавлю: и собачка тут не при чём. Ну, большая она, конечно, но это не означает автоматической агрессии. И гуляла она по ночам, чтобы людей не пугать. И светилась, намазанная фосфором, тоже с совершенно невинной и логически обоснованной, весьма практичной целью. Но об этом читайте сами. Я спойлерить не буду. Советую только не заглядывать в конец книги, а то станет неинтересно.