4

Эта книга считается первым произведением «лесбийской литературы». «Роман описывает жизнь Стивен Гордон, англичанки из семьи высшего класса, которая осознала свою „сексуальную инверсию“ (гомосексуальность) с раннего возраста», сообщает нам Википедия. Книга была опубликована в 1928 году и, «несмотря на защиту Уэллсом, Шоу, Форстером, Вирджинией Вулф и другими, британский суд наложил запрет на распространение книги как непристойной и постановил уничтожить напечатанные экземпляры». В течение 20 лет книга в Британии не издавалась. В США же, несмотря на ряд проблем, роман всё же был издан и стал довольно популярен. «Колодец одиночества» был переведён на полтора десятка языков. «В течение десятилетий это был самый известный лесбийский роман на английском языке и часто первый источник информации о женской гомосексуальности, который могли найти молодые люди».
Ну и о непристойности. Никаких откровенных сцен в тексте, разумеется, нет, а физическая близость описывается как «и в эту ночь они больше не были разделены». И всё. Но факт влечения женщины к женщине признаётся открыто, и «инверты» показаны открыто — для ханжей более чем достаточно.
Как источник культурологической и социологической информации книга, безусловно, хороша. А учитывая, что это была первая книга подобного рода — так тем более. С литературной же точки зрения она, на мой взгляд, слабее. Автор явно продолжает традиции английской классической литературы — и эти описания природы, и описания нравов, и рассуждения о душе, и моральные заключения... Но если у Остин, скажем, язык ясен и чист, то у Рэдклифф Холл, как по мне, много длиннот, путанности, местами излишней сентиментальности. Она пишет в стилистике, принятой в её время, и стилистикой этой она владеет неплохо — но всё же не поднимается над ней. Литература такого рода по прошествии времени обычно забывается, уходя из фокуса зрения широкого круга читателей.
Тут, однако, имеет значение тема — а тема эта до сих пор болезненна и животрепещуща. И потому, как ни странно, роман Холл не устарел. То есть устарел, конечно, особенно в плане обоснования природы гомосексуальности (хотя он основывался на передовых для своего времени исследованиях, на Крафт-Эбинге и Хэвлоке Эллисе) — но при всём этом есть в нём то, что, увы, неизменно. Читай я его во дни юности, я над ним, может быть, и порыдал бы. Потому что проблема осознания себя, раздумья о собственной «неполноценности» и «ущербности» и следующий за этим гнев, отвержение общества и невозможность найти своё место в социуме — всё это имеет место быть и до сих пор, и всё это неплохо узнаётся. Некоторые пассажи вполне можно изъять из книги Холл и опубликовать в интернете в качестве высказываний какого-нибудь «милоновца»: если риторика и изменилась, то только в сторону большей откровенности оскорблений.
Так что, несмотря даже на сомнительный язык и излишнюю местами мелодраматичность, читал я книгу живо и с интересом, хоть иногда и с трудом. Насчёт «лесбийскости» книги, кстати, у меня есть сомнения; описание детства Стивен и некоторые рассуждения наводят на мысль о том, что она скорее трансгендер. Как я потом прочитал, у ряда критиков такое же мнение. Ну и вообще, сейчас эту книгу не стоит воспринимать как просветительскую или отражающую всю картину полностью; но это, несомненно, памятник эпохи, это важная веха и это даже — до сих пор — может быть интересным чтением. Но нужно, конечно, иметь некоторую критичность восприятия.
В основе всё же остаётся верная мысль.

«Ты ни противоестественна, ни омерзительна, ни сумасшедшая; ты настолько часть того, что люди называют природой, насколько кто-либо ещё; только ты пока не объяснима».

«Мы все большие дураки перед природой. Мы придумываем свои правила и зовём их la nature; мы говорим: она делает то, она делает это. Дураки! Она делает то, что хочет, а нам она делает длинный нос».

...И какое всё же смутное было это время; и как же им было тяжело. Очень хорошо видно в книге, кстати, что проблемы создаёт не сама по себе гомосексуальность, а отношение общества к ней.
Не знаю, чем Стивен так не нравился Джонатан Брокетт; мне так он понравился.
И ещё. Насчёт конца. Не буду писать подробно, чтобы не спойлерить, и вообще, я всё, конечно, понимаю, и про характер, и про давление, но всё-таки: НУ И ДУРА.
Простите, я это должен был сказать.