4.5 Первый кот в вашей карьере филологической девы

«Западный канон» Гарольда Блума — эта та книжка, которую в девяностых мамы юных дев больше всего боялись найти у дочки под подушкой. Проверяли втихую вещи любимой дочурки со скрещенными пальцами — только бы там порнография, пожалуйста, пусть порнография, о нет, это Блум! Сейчас как начнёт читать все книжки из этого списка, наденет очки, пойдёт на филфак, коты начнут на улице с интересом на неё заглядываться, а мужики перестанут. Дочка, пожалуйста, иди посиди перед телевизором, ну хоть полчасика, там же «Голые и смешные»! Что, не хочешь? Отец, мы её теряем, скажи хоть что-нибудь!

Утрирую, но я серьёзно видела в каком-то сериале, как дочка в шутку грозит своей маман, что если та не перестанет её сватать ко всяким непонятным мужикам, то она начнёт всерьёз читать Блума и уйдёт в литературоведы.

Чтобы прочитать «Западный канон» Гарольда Блума, нужно обладать следующими качествами:

1) Отвагой. Не каждый готов поставить на себя проклятую печать гуманитария, а филологичнее Блума только сорок кошек в сорок лет.

2) Терпением. Это большая и плотная работа без праздных ля-ля и повторов, а 672 страницы убористого мелкого текста — это вам не жук чихнул. Большой объём хорошо идёт за счёт прекрасного перевода и добросовестных сносок, ура всей издательской группе. Даже ни одна занюханная опечаточка не проглядывает в этой томине. Так что издатель терпел — и нам велел.

3) Отсутствием жадности. Если вы захотите прочитать эту работу от первой до последней страницы без пропусков, то точно обломаетесь. Потому что Блум — это не какой-то там common reader, который кратко пересказывает сюжет, описывает свои чувства и пару блестящих находок. Он литературовед классический, так что литература для него именно что работа — тяжёлая, кропотливая и объёмная. На каждое произведение канона он изучает ещё целую книжную полку монографий, диссертаций, статей и другой критики, так что его главы-статьи — это не только манифестация собственных мыслей, но и спор или согласие с чужими идеями по поводу книги. Он может впиться в одну какую-то деталь на полстрочки и написать про неё несколько страниц, так что припоминания сюжета из разряда «когда-то читал» или «в кратком пересказе» не прокатит. Для полноценного знакомства с каждой главой нужно хорошо знать тексты, о которых в ней говорится, а я сильно сомневаюсь, что кто-то способен на свежую голову прекрасно помнить работы 26 крупных авторов из содержания. И это только авторов столько, а произведений ещё больше. Так что не тушуйтесь, смело пролистывайте то, что не можете уловить. Эта книга не на одно прочтение, так что вы когда-нибудь вернётесь к старой доброй канонической классике, и вот тогда Блум будет под рукой.

4) Отсутствием перфекционизма. Если вы решите немедля прочитать весь это канонический список, чтобы вкурить каждое предложение, или, ещё хуже, возьмётесь за громадный список отобранной Блумом для чтения художки из конца книги, то вы заработаете нервную трясучку, горячку, чахотку или ещё какую-нибудь жабку головного мозга. Это ориентировочный список, а не священный Грааль, хотя книги в нём и правда отменные, но всё равно это вкусовщина, о чём Блум неоднократно предупреждает.

Дело в том, что Канон существует исключительно в наших головах, у каждого разный, и нет какого-то такого конкретного и однозначного перечня книг, которые в него войдут. Почти каждый пункт (кроме совсем мастодонтов, попробуй-ка свергнуть Шекспира) можно оспорить. Канон Блума стал каноничным (плохая игра слов, но пусть будет), потому что автор наиболее внятно смог объяснить, по какому принципу он включает туда книги. Филология и литературоведение вообще так размыты, что подобная внятность сражает наповал и входит в историю.

По Блуму в канон включаются книги, которые разрушают читательские ожидания, выбиваются из ряда литературы и прекрасны неуловимой для конкретики новизной. Есть в них страннота, чудинка, непривычность (разумеется, для литературы того времени, когда они написаны). Дальше им начинают подражать, но оригинальные первопроходцы или самые яркие представители чего-то новенького для наших крошечных человеческих интеллектов входят в каноничные списки. При этом разные литературоведы могут считать разных авторов каноничными. Простые читатели в теории тоже могут, но у них явно не хватает знаний и квалификации, сидим, молчим, не выпендриваемся. Вообще, Блум уже в первой половине 90-х жалуется, что литературоведение дышит на ладан и скоро останется такой же декоративной штукой, как изучение латыни, а в университетах будут преподавать рекламу и кино (так и случилось). Но полной смерти и забвения дисциплине он не пророчит, и на том спасибо. На ком же будем паразитировать мы, простые читатели, если не будет филологов и литературоведов?

Важный аспект, который Блум подчёркивает неоднократно, хотя обычно редко повторяется, — это канонизация произведений по их заслугам для вечности, а не для сиюминутности. Иными словами, он считает, что в канон должны входить только книги, проявившие себя, как музыка сфер и прекрасное произведение искусства, а не как важное общественное или политическое явление. Он негодует, когда говорит о литературных премиях, которые выдаются из соображений толерантности или по каким-то политическим причинам. При этом сам он не какой-то там антифеминист или расист, когда говорит о про-фем литературе или произведениях чернокожих авторов. Когда феминистки или чернокожие напишут действительно великий текст, актуальный сквозь время и пространство всегда и везде, то Блум первый его поставит в канон. Но всё же он считает, что общественная актуалочка в литературе важна больше для историков, чем для литературоведов.

Закончить бы хотелось на важной высокой нотке, которую издают мои голосовые связки, когда крутой кипяток восторга хлещет по коленкам. Издано — просто чума, комар носу не подточит. Вот что бывает, когда с изданием книги не надо скорее торопиться, и есть время всё продумать, проверить и сделать на совесть.

Заметки о читаемом в телеграме