3 Жизнь блудного сына, рассказанная им самим

Достоевский, назовем вещи своими именами, это любимый писатель большинства людей, которым нравится подводить высокие мотивы под низкие побуждения — под низкие страсти, под низкие комплексы. Подпольные типы обожают Достоевского. Потому что Достоевский о них написал, и теперь как бы их легитимизировал...
(Из лекции Д. Быкова)

Разумеется, не один только Достоевский занимался легитимизацией характеров. Если ретроспективно взглянуть на литературу XIX века, то несложно заметить, что писатели тогда отчаянно соревновались в изображении широкого спектра разнообразных натур, по сути выискивая оправдание своим собственным страстям, темпераменту и складу ума.

Ведь кого знает автор лучше прочих? Только самого себя. О том и пишет. Люди вообще любят поговорить о себе.

Толстой воспевал возвышенное в пустых развращенных аристократах, потерявших смысл жизни и мечущихся в поисках духовной опоры. Лермонтов увековечил образ язвительного и злопамятного эгоцентриста. Мопассан живописал жуиров и повес. Бальзак симпатизировал разгильдяям.

А Понтоппидан изобразил в своем романе честолюбивого бездельника. Который – о ужас! – тоже озабочен нравственными исканиями. Еще полпуда нравственных исканий очередного инфантильного лоботряса. Удивительное дело – как только у какого-нибудь лентяя заводятся дармовые деньги и праздность становится образом жизни, так сразу он бросается на поиски вечных ценностей и даже в итоге как будто их находит… ну не признаваться же самому себе у порога смерти, что всю жизнь копал не туда.

Хенрик Понтоппидан, который, как и главный герой его романа, хотел стать инженером, но тоже бросил институт, женился на крестьянке, завел детей, но через десять лет благополучно развелся… а, впрочем, биографию писателя вы можете изучить и без моей помощи. Так вот, Хенрик Понтоппидан отнюдь не был оригинален и тоже решил пространно написать о своей жизни и придать ей смыслообразующую составляющую, отполировать ее умозрительными возвышенными устремлениями.

Удался ли фокус? Решайте сами. Автор романа получил признание публики, денежные бенефиты и возможность почесать собственное самолюбие. Вдохновленный успехом, последние двадцать лет жизни он посвятил созданию пятитомной автобиографии «На пути к самому себе».

А что читателю до хаотичных метаний отдельно взятого остолопа? Право, я не знаю. Какую ценность могут иметь его неглубокие искания, поверхностные рассуждения, сверхбанальные ошибки и невнятные цели? Разве что имеет смысл использовать их как пример "того, как не надо"... но похожие заблуждения уже давно описаны, например, в «Красном и черном» Стендаля . Как можно оправдать глубокую инфантильность протагониста, так чтобы попутно не огрести когнитивный диссонанс на всю голову? Об этом можно спросить у тех, кто возьмется хвалить роман. А у меня такое точно не получится.

"А как же Нобелевская премия?" – возможно, спросит кто-то. А она, как и все прочие премии, увы и ах, никогда ничего не гарантировала. В 49-м году нобелевка в области физиологии и медицины была выдана за разработку… лоботомии. Нобелевской ассамблее, похоже, к тому времени стало ясно, что некоторые ее решения способны показаться обоснованными и логичными исключительно после основательного вмешательства в работу мозга. С премией в области литературы так точно случился необъяснимый конфуз. В первой трети XX века доля писателей-скандинавов, ставших лауреатами, была подозрительно велика – и это несмотря на то, что завещание Нобеля совершенно четко гласило: "Мое непременное требование заключается в том, чтобы при присуждении премии никакого значения не имела национальность претендентов и её получали самые достойные независимо от того, скандинавы они или нет."

Впрочем, Понтоппидан – далеко не первый и отнюдь не последний певец ограниченной мудрости, попавший на пьедестал по стечению обстоятельств, а не в силу реальных заслуг. Так пускай теперь стоит там бронзовым болваном.

Жаль только, что его роман так длинен, маловыразителен и архетипичен до неприличия.