4

Две небольших (и весьма посредственных) повести, несколько небезынтересных статей, которые Гаррисон хотел переработать в главы автобиографии, но не успел, и, наконец, сама автобиография — лучшая часть этой книги.
Гарри Гаррисон закончил диктовать автобиографию за четыре дня до смерти, зная, что умирает, но это не помешало ему рассказать историю своей жизни легко и весело, несмотря на то, что сама жизнь далеко не всегда была лёгкой и весёлой.
От автобиографии писателя ожидаешь рассуждений о литературе, о природе и приёмах писательского ремесла, об авторских метаниях и амбициях, но история Гарри Гаррисона — это, в первую очередь, история жизнелюба, любящего вкусно поесть и крепко выпить, хорошо отдохнуть после того, как хорошо поработал, подшучивать над друзьями и путешествовать по миру и очень, очень любящего своего семью. (И, разумеется, любящего научную фантастику, но об этом позже.)
Гаррисон, маститый беллетрист, держал марку до самого конца, и даже автобиографию, в которой уж кому-кому, а ему-то не зазорно было бы воздвигнуть себе неруктоворный памятник, писал так, чтобы её было увлекательно читать: о странах, в которых ему довелось пожить — Англии, Мексике, Италии, Дании, об уйме забавных и интересных случаев, которых ему довелось быть свидетелем и участником. Половина книги, не меньше, это лихой трэвелог отчаянной семьи Гаррисонов, с маленькими детьми неоднократно мотавшимися за океан и обратно просто потому, что "это казалось хорошей идеей". Кажется, в середине прошлого века мир был намного забавнее, чем сейчас.
Все проблемы — затяжное безденежье, лихорадочные поиски работы, тяжёлый труд — либо описываются с юмором, либо упоминаются вскользь, либо вообще исчезают между строк, не выдержав упрямого гаррисоновского оптимизма.
Гарри Гаррисон далеко не сразу стал профессиональным автором научной фантастики, хотя любил её с детства; начинал он вообще с рисования комиксов, да и после хватался за всё, за что платили деньги: писал и "крутую прозу" для мужских журналов, и "исповедальную прозу" для женских (под женскими же псевдонимами). Писал бы и порно, но жена запретила (а вот его именитые коллеги по фантастическому цеху от такого заработка не отказывались). Не та работа, которой стоит гордиться — Гаррисон и не гордился, — но и не та работа, которой стоит стыдиться, если она сделана хорошо.
Добросовестность — вот что лучше всего характеризует творческую манеру Гарри Гаррисона. Заказная крутая и исповедальная проза научили его работать в быстром темпе, выдерживать сроки и увлекать читателей с первых же строк, любовь к научной фантастике — тщательно разрабатывать идеи и лопатить горы матчасти (Гаррисон не получил высшего образования, но в какие только научные дебри не влезал ради своих книг), а вот юмор и гуманистический посыл его произведений — заслуга только его собственной симпатичной личности.
Сейчас книги Гаррисона не так популярны, как, скажем, 20 лет назад (да я сама отношусь к ним далеко не так восторженно, как 20 лет назад), и это прекрасно — это значит, что с тех пор написали лучше. Но это Гарри Гаррисон как автор и как редактор ещё в прошлом веке отстаивал позицию, что научная фантастика может и должна быть написана хорошим литературным языком, что она нуждается не только в интересных и необычных идеях, но и в интересных ярких персонажах, — сегодня это кажется самоочевидным, но так было не всегда (впрочем, до некоторых писателей до сих пор не дошло, но это скорее проблема мастерства, нежели принципиальных убеждений).
Чем ещё любопытен "Гаррисон! Гаррисон" (такое название — отсылка к роману Подвиньтесь! Подвиньтесь! ), так это возможностью узнать кое-что о ранних днях американского фэндома; под словом "фэндом" тогда подразумевался исключительно фантастический фэндом, обитал он ещё не в интернете и выглядел примерно так: будущие мэтры собирались у кого-нибудь дома и бухали (ещё они, конечно, выпускали журналы, составляли антологии и организовывали конвенты, но после).
Гаррисон много сделал для научной фантастики не только как автор, редактор журналов и составитель антологий, но и как организатор фэндомной движухи, и рассказывает он этом без пафоса и с большой любовью — к жанру, к коллегам, к читателям. И, конечно, любовь — это хорошо, но это не то, чем живёт научная фантастика, и Гарри Гаррисон с неизменяющим ему здравым смыслом прекрасно это понимал.