5 Конармия как ликбез

I

Осколочные знания: «Конармия» — это чё-то там про Октябрьскую революцию, коней и армию. А Бабеля звали Исаак, и его расстреляли то ли в 1939-м, то ли в 1940-м году.

II

Смешной губошлёпый человечек попал в жернова суровой машины, и завтра ему предстоит умереть. Много крови расплескалось по стенам Лефортово, одной каплей меньше, одной каплей больше, ну что ж. Не спится. Человечек бредит. Сон не сон, а какой-то абсурдный театр, театр военных действий, рубить — тачанка — кровь... И все эти люди, кони, снова люди, всё смешалось. В окошко под потолком струится серебристый след луны, и в этом свете те, со страниц, обретают плоть, растекаются по стенам, такие до боли знакомые, выведенные собственной рукой. Вот Сашка, сестра полка, трещит по швам её засаленное пыльное платье, прикрывающее дебелое тело и груди-дыни. Из-под платка, завязанного туго под подбородком, выбивается непослушная прядка. А вон там глухой дьякон Аггеев, прислушивается к малейшим шорохам, как пугливый заяц, озирается, не крадётся ли за ним мужеложец. Тут и Илья, сын рабби, длинное тело на последнем издыхании. А это что там в углу? Конь! Зловоние исходит из-под седла Аргамака, вся спина которого покрыта кровавыми язвами и струпьями. Из-под пола показалась половина тела Трунова, прострочившего ружейной очередью голову мальчишке-поляку в связанных маткой портках. В круговерти то там, то сям на доли секунды появляются и исчезают солдат, возлежащий со старухой на полатях, худая корова на верёвочке, потрёпанный Талмуд, изгвазданный в грязи, разбитая рака и разбросанные мощи святого, головка сахару, горшочек со щами на голом бульоне, три-бу-нал, письма, письма, письма, ворохи безграмотных, наивных писем любовницам, невестушкам, доносы, листовки, агитки, лживая баба с кулем соли на руках и поезд, мчащийся вперёд, только вперёд, к победе или на погибель, но все там будем, когда он прибудет.
Девица Томилина прильнула своим тщедушным телом, шершавые ледяные губы дарят свой последний поцелуй...