Больше рецензий

30 октября 2017 г. 08:25

3K

4 Ни уму, ни сердцу

Должна признать, оригинальная попытка привлечь внимание читателя, чтобы поговорить с ним о красоте и всем многообразии заблуждений жизни человеческой! А что, собственно, случилось? Да просто как-то на японском курорте в середине лета волнами несчастливой случайности прибило друг к дружке новенькую подделку под греческую амфору с весьма невеликим содержанием и до краев переполненный ложной мудростью, крошащийся от древности запечатанный черепок. Напрасным попыткам этих разновеликих сосудов стать сообщающимися и посвящена основная часть романа.
Да уж, Мисима умеет удивлять. Холодное, строгое, несколько высокомерное произведение о пустом тщеславии красоты и бесплодном уродстве интеллекта написано, как мне думается, человеком со стороны, допущенным в странный мирок однополых связей на правах «продвинутого» друга. При желании можно найти в тексте даже явно взятую из реальной жизни сцену допуска в тусовку — первое явление Сунсукэ в заведение «Рудон». Почему я так считаю? Уж больно беспристрастно выписывает автор как эскапады «Ю-тяна» вне дома и колледжа, так и ночную жизнь Токио во всей ее причудливой рутине. Подкупает то, что, избегая однозначных моральных оценок явления, Мисима старается по возможности правдиво изображать его, не скрывая и не затушевывая неприглядных сторон. Он старается понять — но не простить и отпустить грехи героев, не оправдывает их и не стесняется в выражениях. На правах всевидящего автора он все время находится как бы над происходящим.
Уже первое появление «в кадре» старшего героя не обещает читателю ничего хорошего. Писатель-мизантроп сидит в четырех стенах, чтобы изредка выйти почитать в сад, любуется свежеизданным собранием сочинений и пытается довольно-таки неуклюже охальничать с девушкой. Та, естественно, сбегает с женихом на курорт. Ревнивый старик следует за ней — и вдруг получает шанс отомстить всем обидчикам, а заодно вдохнуть новую жизнь в свои произведения.
Сцены предсвадебных терзаний Юити, набросанные в неподражаемой манере японского художника — быстрыми, нервными, выразительными штрихами, призванными запечатлеть конкретный миг его бытия, — завораживают и заставляют пожалеть несчастного. Этими короткими главами действительно наслаждаешься: таким искренним, простодушным и по-детски непосредственным «Ю-тян» пробудет недолго. Мисима препарирует его переживания безжалостно, хотя и с долей сочувствия. На момент знакомства со старым писателем Юити Минами — и впрямь невинный младенец, делающий первые шаги в эту непонятную и пугающую взрослую жизнь. Несмотря на хваленую красоту, он одинок, по-настоящему несчастен и вдвойне притягателен сочетанием чистоты и печали. Но Мисима — создатель не только безжалостный, но и справедливый. Под его перо-скальпель в свой черед попадут и токийские сливки общества, и местные секс-меньшинства, и даже мир финансовых воротил. Свое получат как наивные кокетки, так и прожженные дамы полусвета, как приторговывающие собой хорошенькие официантики, так и ветераны любовной интриги. А первым попадет под раздачу незадачливый режиссер действа под именем «Падите ниц пред Красотой», маэстро Сунсукэ Хиноки. Мало какому главному герою повезет сразу заслужить настолько уничижительную, откровенно издевательскую характеристику автора. Тот наблюдает за своим творением с неизменным любопытством и легкой брезгливостью. Таков уж он, хромой черт Сунсукэ, что присвоил себе право записывать в чудовища милых, скромных женщин, способных оценить все богатства его души, и напропалую волочится за бессердечными красотками, потому что может любить лишь их. Что поделать, только такие люди — влекущий его тип. «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» — записной афоризм работает в обе стороны. По иронии судьбы, в этом убедятся и Сунсукэ, и его протеже.
Потерпев очередное поражение на любовном фронте, писатель возьмет в дрожащие ручонки дневник, вооружится пером и с упоением примется по-французски ненавидеть вероломных женских особ... Стоп. Наверное, пора что-то менять в жизни? Кто ж ему доктор, этому писателю, больному завершенностью? В своем роде он — запущенный случай Якити Сугимото, почитавший любимую прекрасной экземой. Но если старец Якити обжегся лишь на одной, Сунсукэ был унижен ими десятки раз — и в буквальном смысле осатанел. Невольный соперник в его последней любви, Юити, прямо-таки обречен стать бессердечным, самовлюбленным, недосягаемым идеалом для Сунсукэ. Ведь «люди всегда сильнее любят тех, кто им совершенно не подходит». Если в начале романа Юити довольно честен с собой и старается быть порядочным, то уже ближе к середине он — молодой циник, обманывающий себя и находящий извращенное удовольствие в том, чтобы делать несчастными любящих его людей. Его не бегут ублажать по первому свистку? Вот пусть и другим жизнь медом не кажется. Он постоянно сетует, что исполняет при жене роль бесплатной шлюхи — но, пардон, женился не только из сыновнего долга, но и на немалом приданом, к тому же получил кругленькую сумму от Сунсукэ за саму возможность этого брака! Поэтому его жалобы звучат смехотворно. Вложенные в него капиталы, я считаю, нужно-таки отрабатывать.
И да, «Ю-тян» прав в одном: он действительно дешевка. Причем вне зависимости от того, рядом с кем валяется его блистательная тушка — с женой ли, которая одна из всех вызывает сострадание, со случайным ли знакомым, который (да и любой из них) даст фору прекрасному истукану в способности любить, со стареющим ли фатом, свихнувшимся на первейшей новинке сезона, с неумелым ли грабителем, с денежным ли мешком (к слову, на удивление приличным человеком). Он разменивает себя на мелкие интрижки, потому что просто не способен на большее. Немногие порывы добрых чувств, что еще сохранились в нем, он из душевной лени упускает либо беспощадно давит в себе под чутким руководством Сунсукэ.
И сейчас я безумно рада, что сперва в мои руки попался Каннингем с его «Ночью». В своей полемике и с Мисимой тоже (не верится, чтоб он, с его-то двумя степенями, «Цветов» не читал — уж больно явные отсылки к ним встречаются в тексте) Каннингем показал мне пример юного и бестолкового, но — при схожих исходных данных — сердечного и не вполне пустого воплощения красоты. «Ах, если бы она добра была!» Без толики настоящей доброты, даже губительной для ее носителя, красота, на мой взгляд, не имеет смысла. Так, ни уму, ни сердцу.