5 Авианосец Севастополь

Начало боев в Крыму выявило прежде всего конфликт интересов между флотским и армейским командованием по поводу применения авиации. Октябрьский считал, что раз на Перекопе командует армия, то пусть армейская авиация им и помогает, армейцы требовали привлекать и морскую. В итоге был принят компромисс в виде отдельно выделенной Фрайдорфской группы с минимумом штаба и средств связи, который мог командовать разве что стоящими в непосредственной близости самолетами. Впрочем, зияющая разница между подготовкой советских летчиков, которые прибывали в своими эскадрильи по выпуску весны 1941 года с 7 (семью!) часами самостоятельного налета и немецкими, у которых только начальная подготовка к 1940 году была в 80 летных часов не могла не сказаться на первых боях и работе по наземным целям. Тем не менее, в открытой степи Перекопа советская авиация могла добиваться большего эффекта в поддержке наземных войск, по сравнению с другими фронтами. В условиях осады Севастополя базировавшаяся там авиагруппа продолжала играть важнейшую роль в обороне города, обороняя как гавани города от налетов, так и нанося удары по противники, в частности иногда являясь последним средством сдерживания немцев во время всех штурмов, прижимая пехоту противника к скальному грунту для выигрыша времени и подходов резервов на угрожаемый участок. Не случайно, немцы больше всего гонялись за штурмовой авиацией СОРа, которую также прикрывали советские истребители. Сам Севастополь обладал авиадромной емкостью примерно в сотню самолетов, прям как на авианосцах-"эссексах", и тут был весь ранне-военный зоопарк - и устаревшие бипланы, и гидросамолеты, и новые Пе-2 и Ил-2, и разнообразные истребители. Причем вот это число самолетов всегда колебалось вокруг 90-100 штук, просто при выбытии очередной партии машин в боях, с Кавказа прилетали подкрепления на смену, и в те дни, когда немцы перекидывали свою авиацию на другие участки фронта, советские ястребки могли действовать вполне себе спокойно, несмотря на частые артобстрелы аэродромов, от которых больше всего страдали гидросамолеты, которые не спрячешь в капониры, как полевую авиацию.

Немцы не могли быть сильными одновременно везде, поэтому маневром авиачастей на нужные им участки гигантского фронта то создавали подавляющее преимущество в воздухе, то совершенно сдавали все небо. Более того, были моменты, когда в решающие дни боев, всю наличную авиацию на юге волевым решением кидали на какой-то определенный участок фронта, вроде Ростова в декабре 41-го, в то время как войска Манштейна оставались сами по себе вести второй штурм. А вот к третьему штурму города, предшествующему общему наступлению на Кавказ и Сталинград летом 1942-го немцы могли позволить бросить примерно пятую часть всей авиации на Восточном фронте в 8-м авиакорпусе Рихтгофена на один городок у моря и буквально выбомбить оборону Севастополя - на каждого убитого или раненого советского солдата в третьем штурме было сброшено в среднем по тонне бомб, причем немцы сильно варьировали тактику в зависимости от состояния зенитной обороны, от террористических атак на жилые кварталы, то чуть ли не точечного подавления огневых точек в паре десятков метров от своих войск. Отдельно выделю интересную главу об организации воздушной блокады над морскими путями в осажденную крепость, под воздействием которой советское командование последовательно отказалось от посылки сначала тихоходных транспортов, потом быстроходных (они и были потоплены или выведены из строя), а затем и крупных боевых судов. Но при агонии обороны немцы бросали даже на мелкие охотники и тральщики силы, способные утопить пару крейсеров.

Севастополь пал, но остался одним из самых ярких примеров родных Фермопил, ведь 250 самых трудных дней начала войны он приковывал к себе целую 11-ю армию, кучу осадной артиллерии, значительные силы авиации и одного из самых талантливых полководцев Рейха. И это все не оказалось под Москвой или Ленинградом осенью 41-го. И в этом есть заслуга тех пилотов, механиков, работников аэродромов, которые вновь и вновь выкатывали из капониров самолеты, чтобы по изрытому воронками полю взлететь на оборону родной гавани. И бывшее место давно застроенного аэродрома на Куликовом поле теперь называется проспектом Острякова, в честь руководителя ВВС СОРа, погибшего при бомбардировке.