2.5 Прощай, Москва. Salut, Montmartre.

Монолог из вопросов.

Как вы относитесь к художникам? Кого вы считаете художником, а кого нет? В какой точке находится этот рубикон, разграничивающий художника от преступника/психа/...? А что такое искусство? Что вы принимаете в нем, а что нет? Есть ли на нем какие-то особые отметины, говорящие: «Да, это искусство»? Выделяете ли вы современное искусство из общей массы? А разграничиваете декоративное и политическое? Черт возьми, вы вообще разбираетесь в этом долбанном искусстве?
Если бы вам сказали: «слева от вас анархия, а справа фашизм», в какую сторону вы бы направились? Или вам нравится центр с «унылым либерализмом и его убогой политкорректностью»? Вы выберете статику? Останетесь на месте? Хорошо. Государство тем временем, толкает в правую сторону, оно запрещает, забирает ваши свободы. Вы вроде ничего не делаете, но потихоньку окрашиваетесь в «коричневый», поздравляю ещё чуть-чуть и вы станете фашистом. Хорошо это или плохо, каждый решит для себя. Тут все таки важен контекст. Быть может в душе вы надеетесь, что ХХI век отсечёт радикализм от правых идей, как ХХ в. отсек его от левых? И правые усреднятся, станут как современные левые – безопасными для государства, его частью. Надейтесь.
Вы живёте и ничего не делаете, тем временем ваш ребёнок ходит в школу, носит школьную форму. А вы знали что школьная форма – признак наползающего тоталитаризма? Это унитаризм.
Но давайте вернёмся к искусству. Государство или фрик от мира искусств: кто вам ближе? А если узнаете что один прибивает свой половой орган к брусчатке на Красной Площади, а другие обвиняют его в надругательстве над телами умерших в местах их захоронения(!) (все таки там 400 человек захоронено как никак)? Кстати, еще и в оскорблении чувств верующих. Вы наморщитесь? С одной стороны идиотский поступок гражданского лица, с другой стороны нагромождение идиотизма от властных структур. Не простой выбор. Вы опять займёте нейтральные позиции, да?
А что если, в один прекрасный момент вы начнёте понимать этого художника? Не одобрять, нет, просто понимать? Все эти поступки, действия, идеи. Вас не испугает это чувство?
А что если, однажды психиатры вам напишут что вы «считаете себя...»? Вы гражданин РФ, а вам напишут: «.....протестовал против режима, считал себя гражданином РФ». Вы немного запутались? Смотрите тогда. Павленскому после одной из акций написали: «.....протестовал против засилья полиции, считал себя художником». Вот и вы из врача станете «считал себя врачом», из учителя – «считал себя учителем». Чем больше вы будете выходить из каких-то границ, искать новое, тем быстрее вы станете опасным для власти, приблизите, так сказать, свою путёвку в Кащенко. Будете лежать привязанным к постели и ничего не делать, иными словами, занимать нейтральную позицию. Вас это не пугает?

Разговоры об искусстве.

В книге, естественно, много разговоров об искусстве, некоторые серьёзные, другие саркастичные, третьи – шокирующие. Я представлю вам пару фрагментов, оцените их, быть может они вас заинтересуют.
Серьёзное:

Левый или правый. Это не имеет значения. На деле значение имеет лишь то, что, какую бы партию, субкультуру или движение не оформляло искусство – оно ни на шаг, не приблизится к тому, чтобы стать политическим. Оно всегда будет выдавать свою трусливую оформительскую сущность, выползающее отовсюду своими корпоративными метками. Более нелепого парадокса, чем искусство, оформляющее анархистскую субкультуру, найти невозможно. Потому что искусство в принципе своём анархично. Его исторический и политический процесс – это и есть борьба за воплощение форм свободной мысли. Однако в тот момент, когда оно начинает что-либо оформлять – оно превращается в свою принципиальную противоположность.

Саркастичное:

Следователь: Вы, кстати, покажите какие-нибудь картины?
Павленский: Подождите. Я, как художник, работаю в достаточно узкой специализации.
Следователь: Какой?
Павленский: Акционизм.
Следователь: Тогда я тоже художник!
Павленский: Только вам надо осуществить акцию.
Следователь: Я уже сегодня парк акций осуществил.
Павленский: Тогда вам нужно это ещё отрефлексировать.
Следователь: Отрефлексировал.
Павленский: Тогда вы можете себя заявить как художник. И....
Следователь: Я художник!
Павленский: Отлично!
Следователь: Художник-следователь (....). Художник юстиции.
....... Вон ещё один художник сидит. (Показывает на другого следователя в помещении.)

Шокирующее:

Следователь: Например, я пью очень много воды, иду в Третьяковку, достаю прибор, и как из брандспойта. Это акция?
Павленский: Тот же Бренер, он обосрался перед картиной Ван Гога, это реально было. Это акция. Он выразил уважение, он буквализировал понятие обосраться. Но это уже история. Всегда стоит вопрос намерения. Он зачем это сделал?
Следователь: Я говорю, что я в восхищении от «Троицы» Рублева, и я хочу, чтобы на этой картине часть меня осталась, я достаю и на картину ссу.
Павленский: Тут нужно понимать контекст происходящего. Потому что, если это был бы акт политического искусства, тогда он должен исходить из политического контекста.

Стоящий на позициях кинизма.

Читал я Павленского и крепко задумался. Вот кого он мне напоминает? Акции, отказ от материальных благ, анархизм, борьба с институтом семьи. Вы ещё не сообразили? Тогда давайте обратимся к идеям киников. Это такая философская школа в Древней Греции, если вы не знали, конечно.
– Отказ от материальных благ;
– Не должно быть правительства, рабства, частной собственности, брака, установленной религии.
Вроде все сходится. Наш Петя – киник. Но подождите! А как же акции? Давайте вспоминать великих киников....Антисфен? Нет, он не подходит.....Диоген! Вот! Проживание античного философа в пифосе (бочке, если вам удобнее) – полноценная акция! Это был протест против системы. Получается что Павленский – современный Диоген!
А теперь представьте как бы выглядел диалог Диогена с Александром Македонским, замени мы их на Павленского и Путина:
– Я — великий царь Владимир.
– А я, — художник Павленский.
– Проси у меня чего хочешь.
– Отойди, ты наступил мне на яйца.
P.S. И опять ужасная верстка, да и судя по названию, вызвавшего недовольство у Пётра, с ним тоже промахнулись. Эх, издатели.