5 Видеть то что невнятно глазу.

ты не понимаешь
когда тебе показывают звезды и планеты
это для подрастающей девушки очень много значит
не просто под юбку лезут
а помогают видеть
то что невнятно глазу.
"Все о Лизе" Мария Галина.

С "Медведок" несколько лет назад знала, что Мария Галина очень хороший писатель. Читательской радости абсолютного узнавания не случилось тогда, а сметать с прилавков все романы полюбившегося автора, способна сподвигнуть она одна. Потому между первой и второй книгами случился большой перерыв. Даже понимаю, отчего так вышло. Творчество Марии Семеновны выраженно психопомповое. Психопомпы (кто не в курсе) - посредники между мирами, проводники душ.

Не в растиражированном массовой культурой смысле множественности миров, перемещение между которыми возможно и различается лишь уровнем комфорта: хороший туроператор и приличный бюджет - прошвырнешься по обитаемым Вселенным с удовольствием; а собрался Автостопом по Галактике - не обессудь, если иногда придется заночевать в ицике с гвоздями. Так вот, не в этом легкомысленном значении, но тяжелом и темном смысле посредничества между миром живых и мертвых. Мощные, мрачные, залегающие тектоническими пластами, энергии темной материи: дорелигиозные, доязыческие - хтонические.

Инстинкт самосохранения внушает держаться от такого подальше. Кто знает, во что может обратиться этот инструмент в умелых руках: лиру Орфея, поднимающую мертвых или дудку гаммельнского Крысолова - желания опробовать на себе не возникает. А в том, что музыкант Мария Галина умелый, никаких сомнений с первого знакомства. Но так уж устроен человек, за всех не скажу, таково мое внутреннее устройство, что в случае, обещающем встечу с подлинным мастером, любопытство оказывается сильнее инстинкта самосохранения. Потому "Малая Глуша".

Как-то сразу понимаешь, что речь в первой части "СЭС 2 1979" об Одессе. Хотя упоминания города в тексте нет, я специально присматривалась внимательно, чуть удивленная безошибочностью узнавания. Только и говорится, что о южном портовом городе, да о знаменитой лестнице. Никаких цветисто-бабелевских речевых оборотов, если чья речь здесь и отличается колоритностью, так сибиряка Васи (фамилия у него только не сибирская, Басаврюк, помните откуда? Угу, Николай Васильевич). Все остальное и все остальные здесь усредненно-социалистические. Такие, какими запомнился Союз моего детства.

И жизнь такая, какую помню, до внятного и объяснимого страха перед продавцами: не продадут нужного, скажут - кончилось; подсунут порченное; нагрубят: "Вас много, а я одна". До невнятного и необъяснимого - перед парикмахерами: не сумеешь объяснить; не сумеет понять; поняв, все равно испортит; соглашаться на укладку или нет? давать ли на чай и если да, то сколько? Жизнь, ритуальная сторона которой искусственно выведена за скобки, заполняет пустоту, делегируя роли мелких божков (которых нет, как нет Бога), работникам сферы обслуживания. Таким же затурканным жизнью, как большинство их соплеменниц, но, против воли, наливающимся злой силой. Ох и времечко было.

И ценность первой части, как артефакта в большей степни даже не в истории противостояния Мальфара и Вендиго (действительно жуткой), а в этой пронизанности тогдашней нашей жизни мириадами недобрых энергий. В том, как мастерски сделан слепок Мира, Ощетинившегося Дикобразьими Иглами. Он насаживал наши страхи и унижение на эти иголки, как чеки, которые продавщица накалывала на гвоздь с фанерным основанием. А потом они куда-то уходили. Кому-то на прокорм. Могучему и страшному. Хтоническому.

Со второй частью я плакала. Нет-нет, ни в коем случае не слезоточилка, там специально ищи - не найдешь сентиментально-трогательных моментов. И виртуозная бытописательность первой части ушла отсюда - то же, да не то. Абсурдно. Страшно, Очень страшно, до жути. Снова абсурдно. Отчего ж плакала? От того, как это хорошо. От восхищения невыносимой сложностью бытия, которое прямо перед твоими глазами выплетается, словно само по себе. От осязаемой многомерности здешнего мира. тропами которого проводит автор психопомп. А дальше? Думаю, "Автохтоны".