3.5 Делал фырфырфыр, когда это ещё не было модным

Пелевин — один из немногих писателей, про которых с точностью до миллиметра можно сказать, что вот эта его книжка ещё торт, а вот тут уже не торт. Потому что он долгое время бежал наравне с паровозом современности и умудрялся задавать тренды, резонируя со всем вокруг, а потом паровоз резко перешёл на новое топливо и помчался гораздо быстрее. Пелевин подотстал и с тех пор продолжает печь книжки, как пирожки с хорошо продуманным расписанием, но бронепоезд уже не догнать: к моменту выхода очередного творения уже всё успевает смениться, а всё не злободневное автор давно сказал, так что занимается бесконечными самоповторами под разным соусом.

«Священная книга оборотня» — последняя его вещь, которая зажигала новизной сердца и головы. Дальше есть ещё хорошие и добротные тексты, но всё не то: Пелевин сам себе задал планку выше обычной головы, через которую больше прыгать не может.

В оборотневой книге же всё хорошо и в меру. Если отбросить в сторону некоторое юродничество над именем главной героини и эротической составляющей, то Пелевин идеально вписался в сосущую под ложечкой пустоту середины нулевых. Всё старое уже разрушено, а новое ещё не сформировано, человек бесконечно одинок на многие тысячи лет, даже если он и не человек вовсе, а лиса или волк. Остаётся тешить себя и других иллюзиями и надеяться, что ты станешь павлином, если вставишь в жопу перо.

Беда в том, что эта мера как раз уж слишком точно найдена. Пелевин шутит лингвистические шуточки, делает отсылки, выдаёт эзотерические монологи вперемешку с хохмами и афоризмами ровно с такой высчитанной плотностью, как это любит его читатель, поэтому ничем удивить не получается. Впрочем, литература и не должна удивлять каждый раз, это же не цирк, но Пелевин сам надрессировал своего читателя на удивление, так что получается не разрушение этих самых ожиданий, а простецкий русский облом. Мы знаем, что случится через три, пять, семь страниц — в общих чертах, конечно, а вот сейчас будет каламбур, а вот сейчас грубость, а вот сейчас вспомнит какую-нибудь книжечку или политоту, а потом заполирует метафизическим трактатом с наполовину придуманными, наполовину общезнакомыми терминами. Из хорошей литературы получился быстрорастворимый и готовый к употреблению продукт, который с равной степенью может потреблять Вася Жопкин из села Кукуево и Йозеф Зильбергольден из мировых столиц. Раньше у читателей Пелевина была хотя бы иллюзия собственной элитарности, пусть её и навели с помощью лисьего хвоста, теперь они и этой маленькой эгоистичненькой радости лишены.

Впрочем, «Священную книгу оборотня» вполне ещё можно прочитать, если середина нулевых в голове не равна по содержанию концу девяностых или концу нулевых. Потому что тогда будет точно. Если же всё это ещё не помнится или уже не помнится, то книга будет ещё одним кирпичом в стене.

Заметки о читаемом в телеграме