Больше рецензий

noctu

Эксперт

Эксперт продавленного дивана

3 июля 2017 г. 15:02

670

4.5

"Лавр" - это как раз тот вариант, когда сюжет не доминирует в общем объеме текста, уступаю краешек места и для идей. Если начать разбирать книгу по косточкам, то обсуждения хватит на добрые несколько часов, уже проверено. И заключенные в текст мысли проливаются обильным дождем на слегка подсушенную современной литературой читательскую душу.

Современную русскую литературу не пнул только безногий. Я тоже не раз посылала пару лестных слов в адрес русских современных авторов, особенно в сторону женской гвардии, которую упрямо клонит к какому-то оголтелому мистицизму. Меня это и пугает, и отталкивает. Не тема бога или веры, нет. Именно непонятный мистицизм под соусом а-ля традиционные русские воззрения, это тот самый культурный код, благодаря которому мы тут все дружно крестимся, верим в леших и заговариваем ячмень.

Обращение Водолазкина к тому же вопросу в современном контексте очень интересно. Его профессиональное образование и область научного исследования наложили отпечаток на весь текст. Хороший такой, добротный отпечаток. Изучение Водолазкиным агиографической литературы привело к тому, что он выбрал эту форму для своего произведения.

Даже незнакомый с древнерусской литературой человек сразу же скажет - это житие, под которым мы понимаем рассказ о жизни какого-то святого - его приход к вере и основные деяния. Формально Арсений, герой этого романа, двигается по стандартной схеме, но попытки классифицировать что-то дальше заходят в тупик.

Можно посмотреть на деление романа, состоящего из четырех книг, в каждой из которых Арсений меняет имя и встречает женщину. А кто вообще такой Арсений и почему он попал в поле зрения? Будучи сельским врачом, Арсений привечает у себя женщину, случайно пришедшую к его избе на самом краю поселения. Внезапно вспыхнувшее влечение (любовь?) молодого юноши к созревшей девушке приводит ее к гибели, а Арсения - к умопомрачению. Если до этого Арсений был порядком религиозен, то после вступления в связь с Устинией он начинает терять себя, сливаясь с ней. После ее смерти естественно возникает вопрос - куда она попала такая согрешившая и не исповеданная по всем правилам православия? Все дальнейшие поступки Арсения можно воспринимать как побуждаемые довлеющим над ним чувством вины за физическую и моральную смерть женины, но что-то мне в этом объяснении не хватает.

Водолазкин использует мотив пути для демонстрации внутренних поисков Арсения. Периоды блужданий сменяются временами оседлой жизни, когда Арсений начинает использовать свой талант лечения людей. Он идет или живет где-то без притязаний, а вокруг всегда холодно, как и в душе героя. Он не кажется полноценно вырисованным персонажем, потому что мы редко видим что-то, кроме раскаяния, жалости или саморазрушения. Он же был молодым парнем, у которого впереди была жизнь. В результате он стал какой-то оболочкой для веры и чаяний людей.

Теперь к вопросу исторической достоверности. Я всегда в первых рядах, когда надо закидать автора за мухлеж с историческими реалиями. Хочется кричать: "Не знаешь - не суйся". Тут же выходит совсем другая картина, когда Водолазкин сам заявляет, что роман не нужно воспринимать с исторической точки зрения, тут она не нужна. Он взял некоторые элементы исторического антуража, без подробных бытовых деталей, для создания нужной атмосферы, куда начал вкраплять элементы другой своей идеи - безвременья. Когда упорно вглядываешься в исторические события, иногда наступает какой-то момент потемнения в глазах и уже не так страшны эти тет-а-теты, так по-наглому выпирающие из речи и обстановки. Оставлю за автором право тешиться так, как хочется ему, хотя можно было бы выразить идею и как-то более элегантно.

Мне очень понравилось, что в книге нет Церкви, этой махины, противоречащей многим моментам в Евангелия. И бога как персонажа тут нет. Вера здесь разная - теплая, злая, всепоглощающая, аскетичная, избирательная. Она не обязательно зиждется на каких-то закрепленных религией постулатах, она просто вокруг.

Создается в процессе чтения уникальное ощущение, что автор писал вроде бы о 15 веке, а все же получилось так знакомо. Даже вкрапления древнерусской речи смотрятся органично, как и подражание древнерусским текстам, в которых не было кавычек.

Водолазкин, конечно, взял очень эмоционально сложную тему. Пиши он о котиках, люди бы так иступлено не кричали о святости Лавра. Тут уж впору подумать, что это проблема не в Лавре, а в нас.