4.5

Кто поверит, что было время, когда вся эта смесь алчности, лжи, произвола и бессмысленной жестокости, с одной стороны, и придавленности, доведенной до поругания человеческого образа, – с другой, называлась жизнью?!

Книга представляет собой сборник воспоминаний вымышленного, по словам автора, представителя старинного пошехонского дворянского рода Никанора Затрапезного – о быте помещиков и крестьян времён крепостного права, на которое пришлось его детство и юность. Это целая портретная галерея.

Если не вдаваться в частности, то середина XIX века русской глубинки – время, когда господа целыми днями гневались и приказывали, называя это работой, а крепостные прогневляли и пахали, сначала на барщине, потом у себя, считая при этом, что «рабство есть временное испытание, предоставленное лишь избранным» (ясень пень, откуда ноги растут).

Честно говоря, по мере чтения волосы дыбом становились: я никак не думала, что дворяне, пусть и средней зажиточности, могли жить в подобных условиях (как вам клопы, например?), будучи при этом порой менее грамотными, чем крепостные.

Поскольку Михаил Евграфович всё-таки писатель-сатирик, то вся эта правда середины XIX века не позволит читателю впасть в депрессию.

Например:

Она уходит в спальню и садится к окну. Ей предстоит целых полчаса праздных, но на этот раз ее выручает кот Васька. Он тихо-тихо подкрадывается по двору за какой-то добычей и затем в один прыжок настигает ее. В зубах у него замерла крохотная птица.
– Ишь ведь, мерзавец, все птиц ловит – нет чтобы мышей! – ропщет Анна Павловна.

Барышня спрашивают, для большого или малого декольте им шею мыть?

Но книга всё-таки страшная – понимаешь, что люди не изменились. Вот что мы видим сегодня? Мы любим пустить пыль в глаза соседям и родственникам. О последних вспоминаем только когда что-то нужно. Сплетничаем. Среди нас, верующих, так мало по-настоящему верующих. Наши дети в своей массе не очень-то любят читать, а в определённом возрасте начинают хвастаться перед соседями и сквернословить – подражать взрослым. Устраиваем будущее детей на свой лад. Да тоже самое происходит…

Правда, сегодня, наверное, всё-таки лучше относятся к родителям: помещики Пустотеловы стали нищими богомольцами при двенадцати устроенных детях – и они не единственные такие у Салтыкова-Щедрина. А, ну еще сейчас как-то не принято говорить ребёнку, что он постылый – не этично.

В общем, если вам интересно:
– какой тяжкий это труд – весь день приказывать, гневаться да наказывать;
– с десяток способов прогневлять «добрых» господ;
– как свободный человек мог закрепоститься;
– во что играли и как получали образование барские дети;
– каким именем называли приблудных детей незамужних девушек-крепостных, и как их наказывали;
– как помещики проводили свободное от «трудов» (см. пункт первый) время;
– что все дети делились на любимых и постылых, и как это влияло на их жизнь;
– к каким ухищрениям прибегали, чтобы выдать дочерей замуж;
– что стало с помещиками в массе своей после отмены крепостного права, и куча других вкусных подробностей жизни помещичьей усадьбы в середине XIX века, очень советую эту книгу.

Кстати, автор хорошо отзывается о воспоминаниях Сергея Аксакова «Семейная хроника».