4 Впечатляющий роман со впечатляющими недостатками

Прежде не читал семейных саг, и брался за «Великие мечты», чего таить, с опаской. Тем удивительней был нарастающий с первых же страниц интерес. Казалось бы: речь про бытовые трудности, довольно приземлённые жизненные неурядицы. Персонажи, по большей части, - люди обычные (хотя и не в социальном, может быть, смысле, но об этом скажу позже), даже часто заурядные и поверхностные. Но – внимание текст удерживает отлично.

«Виной» тому несколько неоспоримых достоинств романа.

Во-первых, стиль. Чудо как хорош, конечно. Поток тонкой изобретательнейшей авторской иронии, соскальзывающий временами в ядовитый сарказм, способен преобразиться в возвышенную прочувствованную метафористику в самый непредсказуемый момент. Тогда в дело вступает изощрённая образность, которая чаще всего весьма эффектна и эффективна, идёт ли речь об описании природы, интерьера, или же об отражении игры внутреннего мира персонажей. А затем, без ложного эстетства, Лессинг может сменить высокую поэтику на сухой, почти протокольный язык, когда необходима «беспристрастная» фиксация факта. Спектр настроений и стилистических подходов широчайший.

Круто, в общем. Хотел бы я уметь писать с подобной вариативностью!

Второе достоинство романа тесно связано с первым. Богатый нюансированный стиль как нельзя лучше подходит для отображения множества психологических деталей и наблюдений. Многие из них касаются чего-то совершенно обыденного и привычного, но при эффектной стилистике и во взаимосвязи со многими другими подобными деталями, - производят эффект прозрения.

Не сказать, что большой фанат психологической прозы, но при таком подходе, - впечатляет. Возможно, кому-то покажется, что перегружены феминной эмоциональностью женские образы. Кто-то посетует на некоторую предзаданность и недостаточную вариативность мужских образов. Но тут, на мой взгляд, вполне правомерна ссылка на авторское видение. В целом же психологическая проработка очень хороша.

Третье, и важнейшее, пожалуй, для меня достоинство, - «Великие мечты» в первую очередь не книга «о семье во времени», чего ждёшь, казалось бы, от семейной саги, но и как минимум в той же мере книга «о времени вокруг семьи». Именно это обстоятельство роман выделяет и делает его произведением значительным. Правда, скорее всего, здесь же и корень главных его проблем и дисбалансов.

Что, конечно, следует обсудить подробнее.

Почти всё, о чём идёт речь в «Великих мечтах» применительно к биографиям персонажей, имеет выход с личностного уровня на социально-политический. На примере судеб старшего поколения, «ровесников века» (линия Юлии Леннокс) можно проследить очередной виток упадка аристократии в Англии XX столетия. Вместе с падением значения привилегированного некогда сословия происходят и сдвиги нравов, культурных реалий.

Больше внимания уделено, конечно же, поколению самой Лессинг (Фрэнсис, Джонни и др.), и здесь важна уже не только некая «типичность» персонажей для времени и общества, но и подбор их индивидуальных черт и биографических подробностей, помещающий их в сердце социально-политических преобразований века. Личная жизнь той же Фрэнсис даёт повод поговорить и об отношениях полов в целом (О, эти блестящие характеристики «волн» и «этапов» европейского феминизма! С нашей исторической и культурной дистанции они во многом сливаются в неразличимые хаотические бурления, провоцирующие только неприятие и насмешку. Но у Лессинг показаны очень рельефно и интересно.), и о расстройстве привычных семейных связей (да, «Великие мечты» - семейная сага времён окончательного распада «традиционной семьи», этот процесс тоже показан поэтапно и убедительно), и о (контр)культурном сдвиге середины XX века, "разрыве поколений". Отдельный разговор – фигура Джонни Леннокса, и вся политическая линия романа; об этом порассуждаю особо и чуть позже.

Не менее насыщены социальным контекстом линии «молодёжи» - детей 40-50-х. Зарождение контркультуры, сексуальная и психоделическая революции, эпидемия депрессий, формирование современного европейского политического ландшафта и нового истеблишмента, глобализация, - всему найдётся место и время.

Стоит упомянуть: как-то неосознанно своего рода «саундтреком к чтению» я выбрал поначалу пинкфлойдовскую «High Hopes». Может быть, просто по созвучию названий: «Большие надежды», «Великие мечты»… (Даром, что в оригинале у Лессинг “The Sweetest Dream”. Впрочем, это одно из немногих явно спорных решений переводчика. В остальном, проделана колоссальная и очень качественная работа.) Может быть, подсознательно ждал от романа похожего на эту композицию ностальгирующего настроения, и отчасти его и правда можно обнаружить. Однако совершенно неожиданно «Великие мечты» представляют собой скорее сильную антитезу к классическому творчеству тех же Pink Floyd. Дело в том, что молодёжный бунт 50-60-х показан Лессинг скорее глазами старшего поколения. А бунтует, как вы понимаете, поколение как раз Роджера Уотерса и компании. Всегда подозревал, что не так всё гладко с виршами типа “We dun need na edjukayshun” из “Another Brick in the Wall” (простите уж за умышленное коверканье цитаты, не смог удержаться от иронии :) ). Поверьте, взглянув на ситуацию с той стороны баррикад, через призму романа Лессинг, вы не сможете удержаться от определённого сочувствия и противной стороне.))

Заодно по живописным зарисовкам эпохи становятся, например, ясны исходники для гипертрофированных ужасов пресловутого «Заводного апельсина» Бёрджесса. Молодёжная преступность, немотивированная асоциальность, «тлетворное влияние русских коммунистов» - всё на месте, и понимаешь наконец-то, откуда что взялось.

Словом, 50-70-е изображены столь живо, и ярко, и многосторонне, так что если о времени только и знаешь, что по замечательной психоделическо-прогрессивной рок-музыке, да что-то слышал о движениях хиппи и пацифизме, то лоск со светлого образа может капитально ободрать.

Однако центральной и важнейшей для романа является, конечно, политическая линия, - линия «Великих Идей», столь повлиявших на жизни персонажей. И здесь тоже сказано немало интересного и важного, но подчас отображение политических противоречий в их «диалектическом развитии» становится весьма шаблонным и поверхностным, а то и просто предвзятым.

Вообще, с одной стороны, здорово, что Лессинг являлась частью множества процессов и явлений, о которых пишет. Это даёт уникальный «взгляд изнутри», нередко очень правдоподобные характеристики и взвешенные оценки происходящего. Лессинг была феминисткой – и в «Великих мечтах» найдётся много интересных рассуждений о феминизме. Автор жила продолжительное время в Африке – и роман сообщает многое о проблемах континента. Наконец, Лессинг долгое время была коммунисткой – и… ну ладно, как раз тут всё не очень гладко.

На критику коммунизма (отдавая, впрочем, тому должное как «великой мечте человечества») Лессинг не скупится, и зачастую это вредит роману. Воистину: нет для идеи или учения критиков более едких и непримиримых, чем бывшие пламенные адепты. Политический пафос взвивается пионерским костром, и от его жара корёжит и перекручивает характеры. Нет, серьёзно, вы верите в образы Джонни Леннокса или Роуз Тримбл? Лично у меня периодически случались «разрывы правдоподобия»: невозможно быть настолько глупыми, или агрессивными, или упёртыми людьми, особенно если чуть раньше сказано не очень хорошо соотносящееся с подобным образом! Для характеристики Джонни Леннокса употреблено известное выражение «полезный идиот», намекающее, что тот – агент влияния СССР. Но, простите, как раз с точки зрения СССР он скорее «идиот бесполезный», а то и «вредный», поскольку трудно представить более верные способы дискредитации левых идей. Думаю, у нас в стране даже правоверные коммунисты, завидев подобного болтуна, скорее вздохнут в духе: «Ах, как всё-таки правильно и своевременно распустили Интернационал!». Да и кто рискнёт назвать подобный типаж «несгибаемым сталинистом», как его отрекомендовала Лессинг? Совершенно другие культурные ассоциации.

Политический пафос, кроме того, заводит автора в области, где она, по-видимому, не очень хорошо ориентируется, попросту слабо владеет информацией, и подобные экскурсы рушат логику происходящего. Нет, «Великие мечты» всё равно очень хорошо демонстрируют «блеск и нищету еврокоммунизма». «Переобувание» пламенных революционеров 60-х в респектабельных либералов и глобализаторов 80-90-х показано очень точно, с блестящей иронией. И да, можно понять сказанное, например, о советских репрессиях или методах внутрипартийной борьбы.

Но как вам, например, «прохладные истории» об израильском социалисте (!), которого в середине 60-х (!!) пытали в пражской тюрьме, в первую очередь посредством допросов на румынском языке? Ну да, вполне возможно, что чешский румынский реально настолько ужасен, что им можно пытать. Но оцените логику «чехословацкой гебни»: измываться над, в сущности, международным политическим союзником Варшавского блока, чтобы тот потом отправился рассказывать по всему миру о «гостеприимстве» республики рабочих и крестьян… А ведь середина 60-х, повторюсь, на дворе! Или рассказы про советские трудовые и чуть ли не концентрационные лагеря… в 70-х! Или про заражённые радиацией «регионы» в СССР (завод «Маяк», что ли, подразумевался?).

Тем большее недоумение на фоне весьма развесистой антисоветской клюквы и непримиримой критики вызывает описание некоторых британских реалий. Например, трудности, которые испытывает семейство Леннокс (состоящее из беднеющих, но всё же аристократов, а также представителей среднего класса и творческой интеллигенции) с банальной оплатой даже школьного обучения своих отпрысков. Когда автору неудобно, сравнений с СССР того же периода читатель, само собой, не дождётся.

Кроме Страшно Ужасного Советского Союза, даже как-то сугубо любя и строго дозированно отвешивается пара пинков и США, за ядерное оружие и Вьетнам (но не, скажем, за «заражённые регионы» при катастрофе Три Майл Айленда). Чуть серьёзнее перепадает международным финансовым фондам и транснациональным корпорациям.

Как бы то ни было, чем ближе к концовке, тем больше становится политики. А чем больше политики, тем меньше остаётся литературы. Стиль довольно быстро редуцируется до журналистского отчёта о событиях, и если в африканских главах (линия Сильвии Леннокс) особые художественные красоты, может, и неуместны, в силу тяжёлого и повседневно-трагического характера происходящего, то вот факт, что подобный подход затрагивает, например, и поздние лондонские главы, уже печальнее. Словно бы автор слишком торопилась излить выстраданные убеждения, и идейное рвение заставило потесниться даже профессионализм художника слова. Всё бы ничего, но даже в этом «протокольном» тексте зачастую случаются провалы логики (спонтанные или в погоне за локальным драматическим эффектом), да и рецидивы поверхностного подхода к социально-политическим вопросам.

Так, когда в африканской глубинке ломается жизненно важная телефонная линия, фермеры запитывают рацию – единственное средство связи с внешним миром – не от сети, а от наполовину разряженных батареек (хотя ведь работает упомянутый чуть ли не в соседнем абзаце холодильник!). Потом, конечно же, данная деталь оборачивается настоящей трагедией. Кроме того, пациента в африканской клинике оперируют прямо на пыльном полу, потому что того «опасно перемещать». Но ведь только что того же пациента притащили на руках за километр из ближайшей деревни! Однако, судя по всему, Лессинг решила, что так будет драматичнее.

Вишенка на торте – ещё один сугубо политический мотив. В середине романа движение за одностороннее разоружение в Великобритании 1970-х однозначно объявляется инспирированным и спонсируемым сами догадайтесь какой Империей Зла. Сторонники этого движения, очевидно, разного калибра агенты влияния. Однако предположительная активность шпионов ЮАР в одной социалистической африканской стране (получающей, тем не менее, подачки от западных международных фондов) клеймится с порога как параноидальные домыслы. Лессинг восхитительно и несгибаемо последовательна!

Апофеоз перерождения книги под воздействием политики – сцена светского приёма на другом конце света, где встречаются почти все члены «большой семьи» Ленноксов. Сцена написана в сатирическом ключе, и по-своему прекрасна. Она действительно изящно и метко бичует язвы времени, демонстрирует извращённую природу мировой финансовой системы и «капиталистической благотворительности», и всё такое. Но после чрезвычайно убедительного реализма первой половины романа ты видишь всех этих людей, которые поголовно министры, депутаты, финансовые консультанты экстра-класса, топовые журналисты и городские администраторы высшего уровня. И вспоминаешь, что все они знакомы почему-то с детства, росли в одном доме, сидели за одним столом на одной кухне. А ведь чуть прежде нас убеждали в абсолютной репрезентативности семейства Леннокс, это же средний класс, соль земли британской! И закрадывается мысль, что всё это даже не сатира, а уже гротеск. Все великолепно и кропотливо выписанные Лессинг образы выхолащиваются до набора преувеличенных черт, застывших театральными масками; тонко выстроенный психологизм «как рукой сняло». И получается, что хорошая сама по себе сцена из общей тональности романа безнадёжно выпадает.

И всё же ближе к концовке случается пара вспышек творческого гения. Первая – африканские главы Роуз Тримбл: более изобретательно саркастичного фрагмента в «Великих мечтах» не сыщешь. Вторая – лондонская концовка романа, где текст словно бы изо всех сил вымаливает читательское прощение за переизбыток внелитературных мотивов предыдущих пары сотен страниц, - и всё чуть не утопает в стилистически красивом, но всё же избыточном сентиментализме и грустной иронии. Тем не менее, Лессинг удалось закончить сей opus magnum светлой и довольно чистой нотой.

В итоге перед нами, безусловно, значительное, но весьма неоднозначное произведение. С художественной точки зрения написано преимущественно очень-очень хорошо, но крайне неровно. Сложно сказать, почему. Может, книга писалась слишком мозаично и в разные периоды времени. Обратите внимание, на момент публикации автору было уже за 80 – мало кто в такие годы вообще берётся за перо.
Может быть, однако, всё примерно так и задумывалось изначально, только не удалось соблюсти правильный баланс. В конце концов, корпус затронутых тем и проблем чрезвычайно обширен, уместить их в одном произведении заведомо непросто, а некое весьма впечатляющее художественное единство у Лессинг всё же получилось.

Амбивалентность Великих Идей показана внушительно и убедительно. Универсалистские системы, действительно толкающие «эскалатор прогресса» (сквозной образ романа) вперёд и вверх, буксуют на частностях, нереализуемы в конкретном воплощении, и потому ломают и коверкают человеческие судьбы. Нечто похожее в идейном отношении вспоминается по научпопу Роджера Осборна «Цивилизация» - возможно, подобные настроения влиятельны в современной западной культурно-интеллектуальной элите.

Проблема, однако, в том, что единственная альтернатива, которую смогла предложить Лессинг, – некий аналог «теории малых дел», которую реализуют в романе Фрэнсис и Сильвия – в Англии и в Африке, соответственно. Может быть, опять сказывается ограниченность личного опыта Лессинг, но, в конце концов, откуда британской экс-коммунистке знать об истории левых движений в России? Но нам-то известно, что разного рода «хождения в народ» тоже вовсе не переламывают ситуацию, не спасают от революционных потрясений. Не создают системного эффекта.

Оглядывая написанное и вновь вспоминая прочитанный роман, думаю вот о чём. Обычно я безусловный сторонник социальной значимости искусства. Идеи действительно важны, в том числе те, что представляют блок социально-политической мысли. Однако в случае с «Великими мечтами» я бы, пожалуй, предпочёл, чтобы этого аспекта было поменьше. Тогда, возможно, данный образец действительно сильной и искусной прозы производил бы более цельное и выдержанное впечатление.