5 Еду я на родину...

У хорошего писателя непременно есть черта, отличающая его от других, яркая особенность. Для прозы Шамиля Идиатуллина это эффект внезапного погружения. Сколько бы ни объясняли высоколобые критики, что книги следует читать с отстранённостью ломбардного оценщика, и вовсе не за тем, чтобы максимально слиться с героем; прочувствовать полноту его переживаний. Но любование стилистическими красотами, поиск аллюзий и упоение аллитерациями — все-таки дело десятое. А читаем мы для ощущений. Потому что чтение, как никакое другое занятие, как ни один из созданных наукой гаджетов, позволяет войти в иную реальность.

Видеть глазами другого человека, что видит он; слышать, что он слышит; обонять, осязать, чувствовать вкус. Наслаждаться и ощущать боль, и вздрагивать от унижения, горечи, безнадежности. Я не оговорилась, ритуальная инициация даже важнее, чем «сон золотой» - пройди это опосредованно и в реальной жизни чаша сия минует тебя. Прививка по методу Луи Пастера или шаманское камлание — кому что ближе. Так вот, этот автор умеет что-то такое делать со своим читателем, что заставляет последнего мгновенно и неотвратимо впрыгнуть в шкуру героя. Только что ты была взрослой, умудренной жизнью женщиной, а следующее мгновение встречаешь мальчишкой под бетонной тяжестью обрушившихся на него проблем. И как/когда превращение случилось — поди разбери. Так было с «Убыром», с обеими частями, то же довелось пережить с «Городом Брежневым».

Итак, его зовут Артур, он живет в Набережных Челнах, только в тот период город называется иначе, именем «мелкого политического деятеля во времена Аллы Пугачовой». И в этом городе совсем недавно построен завод, который обеспечит страну грузовыми автомобилями мирового уровня (угу, как в Тольятти, где теперь живу я, чуть раньше построили завод легковых авто мирового, хм, уровня). Артуру четырнадцать, мальчик крупный для своего возраста. Отец главный инженер одного из камазовских заводов (КамАЗ - не предприятие в городе, но город, построенный, чтобы обслуживать конгломерат предприятий).

Артурик единственный ребенок в семье и если вы сейчас подумали: ясно, мажор, - то глубоко ошиблись. Отец героя, Вазых Насихович для коллег и подчиненных, Вадик для жены - горит на работе и живет работой (и это правильно, как по мне, мужчина без дела - не мужчина). И он не хапуга, не рвач, не коррупционер. Что, не было уже такого к 82 году? Я тоже думала - то было время слегка напуганных андроповским закручиванием гаек и "трудовой дисциплиной" несунов. Все тащили под шумок, до чего могли дотянуться или использовали служебное положение

("воруют дураки, умные живут на зарплату, но из уважения помогают друг другу").

Может быть это диаметральное расхождение в оценке приоритетов того времени обусловлено тем, что мое детство (а мы с героем почти ровесники, он на год старше меня, как я на год старше автора) прошло в Азии - другой менталитет. Мы сталкивались с другими проблемами и решали их несколько иными способами. И теперь уже я говорю не о мире взрослых, а о тогдашних своих ровесниках. Наши мальчики (пацаны, да) тоже дрались, но не квартал на квартал, Алма-Ата вообще не делилась по такому принципу, там районы, и подросток из одного конца города мог спокойно появиться в любом другом, ну, если не вести себя чересчур дерзко.

Мир книги - это мир искусственно созданных изолятов, именно так строились крупные градообразующие предприятия. Совершенно особая социодемографическая ниша - в один котел свалились деревенские, что искали лучшей доли в городе; перекати-поле из числа городских, кто подался за тридевять земель, соблазненный обещанными надбавками и соцпакетом; молодежь по распределению как учительница Марина Михайловна и специалисты как отец Артура.

Понимаете, не десятилетиями складывавшиеся отношения и разграничение сфер, а такая вот солянка сборная с неминуемой борьбой за власть среди представителей второго поколения. Я теперь живу в городе, который строился по тому же принципу и деление на кварталы здесь четкое, и свары полвека назад были такими же, как те, что в книге.

Я иногда думаю, кто из этих ребятишек вырастет и что они сделают через десять лет. Со страной, с миром. И страшно становится.

говорит один из героев, что ж, здесь было несладко и тольяттинские криминальные войны девяностых гремели (когда те детишки выросли). Но мир устоял. Мир - саморегулирующаяся система с куда большим запасом прочности, чем может показаться.

Чего не скажешь об отдельном человеке. Помните, у Стинга: "How fragile we are" - "Какие же мы хрупкие". Я говорила прежде о ритуальной инициации, так вот, Шамиль Шаукатович проводит своих героев через нее полной мерой (высшей, я бы даже сказала). Это уже не Крапивин, если искать корней, но в большей степени Железников и Лазарчуки в какой-то момент думаешь себе: да что же он делает, забыл что ли о нашей хрупкости? Помнит, к финалу не все доберутся, просится метафора о лифте, который может быстро и с невиданным комфортом доставить наверх, а может вдребезги разбить при падении.

И еще одна, о том, что подземелья не так страшны. Раз уж затеялись вспоминать хорошие песни,то из Высоцкого: "Коридоры кончаются стенкою, а туннели выводят на свет". Те, кто нам дорог, выйдут на свет, зачерпнув дополнительной силы от корней, которые как известно, под землей. Как по мне, без последнего можно было бы обойтись, но такова природа таланта Идиатуллина, что вдохновение его во многом окрашено астрологическим четвертым домом: Мать-Сыра Земля; преданья старины глубокой и в конечном итоге семейные ценности. Каждый пишет, что он слышит.

Мне тут маленькая птичка на хвосте принесла о лонг-листе Большой Книги 2017, буду держать кулаки. Теперь уже короткий лист БК (приписка от 31.05.2017). Не зря кулаки держала.