5 Маленькая книга о большой жизни

Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь - только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями.

Если бы вам пришлось писать автобиографию, на скольких страницах уместилась бы ваша жизнь?

Я задавалась этим вопросом, прочитав "Автобиографию" Агаты Кристи, и задаюсь этим вопросом повторно, перечитав "Другие берега" Набокова.
280 страниц - таких наполненных, таких многоцветных, таких глубоких. 280 страниц, в которых хотелось погружаться с головой и тонуть, тонуть, дать каждой клеточке пропитаться каждой буквой. 280 страниц, на каждой из которых хотелось закрыть глаза и видеть жизнь автора его же глазами: прогуляться по родовому имению Выра под Петербургом, где в старом парке росли грибы, которые так любила в одиночестве собирать мама; услышать крики крестьян, что подбрасывали в воздух своего барина в знак благодарности; проследить за полетом первой пойманной бабочки, которая отказалась умирать в запертом шкафу; поиграть с таксой - правнуком чеховских Хины и Брома, между прочим; следить, как качается на волнах греческое судно с ироничным названием "Надежда", на котором семья Набоковых покидала захваченный большевиками Крым; переживать из-за несостоявшейся дуэли отца, жизнь которого годы спустя забрала пуля, выпущенная в спину; познакомиться с немецким студентом, коллекционировавшем снимки казней, что так любовно делались им самим по всей Европе, и который так жаждал сфотографировать самоубийство друга, но тот (подлец!) захотел еще пожить.
Жизнь Набокова - это причудливая галерея образов и лиц, коими автор в итоге напитал свои книги.
В прошлый раз я сделала ошибку - прочитала автобиографию прежде всего, решила, что, познакомившись с автором, смогу разглядеть в его творчество нечто, скрытое от глаз непосвященного. Я ошиблась. Корни проще проследить, если видел расцвет творчества писателя целиком.
В этот же раз я имела удовольствие находить параллели между сюжетами и персонажами выдуманного автором мира и событиями и людьми из мира реального. Я узнала, например, что Аннабеллу (первую любовь Гумберта Гумберта) в реальности звали Колетт, она была хрупкой девочкой с темными кудряшками и на руках ее были синяки от щипков жестокой матери. А прообразом Машеньки (саму книгу, к слову, автор называет "неудачной") была некая Тамара, тоска по которой в воспоминаниях Набокова прочно сплелась с тоской по утраченной родине.
На протяжение всей книги я испытывала некое чувство сродни дежа вю - узнавала целые сцены из "Отчаяния", "Защиты Лужина", "Лолиты", "Машеньки" и это, по непонятным причинам, было чертовски приятно :)

В целом же описать книгу можно одним лишь словом - образы. Образы, образы, образы...
В "Куколках" Джона Уиндема группа детей могла телепатически обмениваться картинками-образами, которые полностью вытесняли необходимость слов. Читая "Другие берега" я поняла какого это - общаться при помощи таких вот образов-картинок, ведь именно их неустанно посылает Набоков со страниц автобиографии, с бесконечной любовью и гордостью похваляясь своим прошлым.

Был я трудный, своенравный, до прекрасной крайности избалованный ребенок (балуйте детей побольше, господа, вы не знаете, что их ожидает!)

Я обязательно перечитаю эту книгу еще раз сразу после того, как прочту все работы Набокова, чтобы снова испытать это прекрасное чувство дежа вю - целые строки, украденные из собственного прошлого, призванные вдохнуть жизнь в обитателей книг.