4

Я знал, что такое вдохновение, знал прелесть и поэзию тихих ночей, когда от зари до зари сидишь за рабочим столом или тешишь свой ум мечтами.

Николай Иванов, образованный, интеллигентный помещик, почти разорён. Беда не приходит одна. Его жена Анна Петровна тяжело больна, и доктор считает, что у неё чахотка. Иванов тоскует дома и часто ездит к соседям Лебедевым, дочь которых Сашенька ему симпатична. Симпатия оказывается взаимной...

В этой пьесе Чехов хотел сделать главным героем самого обыкновенного человека - не злодея и не ангела. Может быть, поэтому и фамилией его снабдил самой ординарной в наших широтах. Не знаю, поэзию ли тихих ночей в этом винить, но меня произведение задело. Во-первых, это трагедия хорошего человека, который не приспособлен к жизни, чем пользуются негодяи и обманывают его, пускают о нём сплетни, приписывают свои стремления. Во-вторых, это меланхолия молодого ещё мужчины, который устал телом и душой. Если есть надежда - и в старости хорошо. Но у Иванова её нет, как нет и радости: мелькнула на мгновение любовь, поманила платьем голубым, а потом обернулась виной. Когда тебя укоряют другие - пусть, когда совесть тебя грызёт - тяжело. Мы все совершаем поступки, за которые потом стыдно. И важно как раз само наличие стыда. Да, герой некрасиво поступил с женой, но не намеренно. И он не лгал. Финал пьесы оправдал для меня Иванова, это не слабый человек. В-третьих, это проблема честности, которая может быть не к месту. Ведь можно считать себя честным человеком и не понимать людей. Принципиальность нужно сочетать с милосердием, она не должна становиться жестокой, а "скучная" честность не должна обращаться в подлость.

Был я молодым, горячим, искренним, неглупым; любил, ненавидел и верил не так, как все, работал и надеялся за десятерых, сражался с мельницами, бился лбом об стены; не соразмерив своих сил, не рассуждая, не зная жизни, я взвалил на себя ношу, от которой сразу захрустела спина и потянулись жилы; я спешил расходовать себя на одну только молодость, пьянел, возбуждался, работал; не знал меры. И скажи: можно ли было иначе? Ведь нас мало, а работы много, много!