4 Разберись в себе

Историей пятой книги «Игра в тебя» комиксного цикла «The Sandman. Песочный человек» Нил Гейман вступил на путь вкусовщины. Если ты не готов безоглядно воспринимать всё, что выходит из под его пера, то тут можно и пробуксовать, не впечатлиться игрой и увидеть лишь легкомысленные парафразы с заявками на фрейдистскую психологию.

Собственно, так оно и есть. Сюжет о девушке, которая сталкивается с самой собой в мире снов, и ее подругах, отправившихся ее выручать, инфантилен даже для массовой литературы. Но всё побеждает безграничная во всех четырех направлениях ирония Геймана. Вы правда думаете, что здесь нужно читать только событийный ряд? Маг Гейман делает главной героиней даже не эпизодического персонажа, а персонажа буквально нескольких кадров из сильной, сильной, истории – «Кукольного домика». И мы понимаем, что у каждого человека есть право на огромный мир, который можно поставить во главу угла.

Хоть и приключения Барби в сновидческой Стране полны ярких, далеко не по-детски волшебных сцен, главное – это портреты населяющих книгу людей и их ежедневные встречи, перебрасывание словами. Жизнь – это не борьба со злобной Кукушкой, захватившей Страну (Гейман жестко иронизирует над Страной Чудес, страной Оз, Нарнией; точнее, над тем, во что их превратила массовая культура), а одалживание молока соседкой для кофе подруги. И пусть писатель любит выбирать весьма эксцентричных героев для своих историй – дооперационного транссексуала, беременную лесбиянку, древнюю ведьму, панически боящуюся собак чернокожую нищенку, мы находимся посреди реального мира, где много дружбы и добра перед лицом неисповедимого зла и ужаса. И магические ритуалы в нем – не притча, а способ видеть и быть нескучным.

Мы всё равно не сможем никогда разобраться со своими «тараканами» - глупыми фантазиями и страхами, неприспособленностью к «правильному» миру. Не хотелось бы заниматься апологией «Игры в тебя», потому что она во многом уступает предыдущим книгам. И в первую очередь из-за художников. Воплощая ироничный гений Геймана, Шон Макманус оставляет пространство не для наивности, а примитива и приблизительности. Лица часто искажены карикатурными эмоциями, которые никак не оправдываются ни характером, ни ситуацией. Хотя Морфей у него вышел скульптурным и величественным, не менее глубоким, чем у Дрингенберга.

Лучшая глава вышла у Коллин Доран. Пусть она и проигнорировала, что у Ванды должны быть прямые волосы, жуткие сцены с ритуалами она выполнила без поддавков, но с насыщенным пафосом и изяществом. Из достоинств, конечно, еще работа с цветом Дэниэла Воццо, чья визуальная драматургия заставляет воображение пульсировать, а чувства – клубиться где-то на подсознании, удерживая сюжетную линию на границе между буквальным смыслом и метафизическим предощущением.