5

Этот рассказ - самое удивительное, самое проникновенное из всего, что я читал о женской красоте. Или о красоте вообще в контексте красоты женской.

Поэзия (неважно - в стихах или прозе) проникает в суть вещей и явлений, открывая восприятию невидимое - сердцевину видимого. Чехов, будучи поэтом в высшем понимании этого слова, входит в сферы столь тонкие, столь невесомые, что и человеческий язык на их пороге осыпается выцветший, оставляя путешественника немым и растерянным.

Трудно подобрать адекватное вступление для разговора о "Красавицах", поэтому буду тыкаться то с одной стороны, то с другой - авось, закрутится. Так что заранее приношу извинения за некоторую сумбурность и всякое такое.

Дальше...

По тексту АП особое внимание уделяет теме неопределимости красоты:

"все глядят на закат и все до одного находят, что он страшно красив, но никто не знает и не скажет, в чем тут красота".

И в этом, кстати, есть нечто очень глубокое, так как "определить" значит "опредЕлить", т.е. положить какой-то предел. Но какой же может быть предел у истинной красоты? Но даже если отвлечься от теорий словообразования, тут есть, над чем ахнуть.

Потому что подавляющее большинство граждан все-таки сходу скажут, в чем же именно здесь или там - красота.

- В гармонии, разумеется. -_-

Но что же это за объяснение, если при попытке пояснить, а что же из себя представляет гармония в контексте красоты, начинается путаница и хождение по кругу? Хождение, в результате которого получается схема "Это красиво, потому что не вызывает отторжения". Ну, сами понимаете - поди обрисуй четко категории, по которым внутренний акселерометр измеряет гармонию. Правильные черты - гармония. Неправильные черты - гармония. Пробуешь выстроить классификацию и натыкаешься на стену - а можешь ли ты вообще представить себе законы, которым подчиняются подобные материи? Кто знает, быть может, там яблоки падают вверх, а время идет вспять?

Идем далее. Очень показательно сравнение женской красоты с красотой природы - это выводит за рамки обсуждения половой вопрос и поднимает планку самого обсуждения на необозримую высоту, делая рассказ всеобъемлющим. Ибо речь теперь не только о женской красоте, но - по аналогии - о красоте вообще, намек на что можем предположить в словах об "особенном чувстве, которое возбуждается в человеке созерцанием настоящей красоты".

Посмотрите, как действует это поразительное явление - в какой-то момент созерцатель растворяется в ощущении красоты и "забывает о себе самом". Этот фрагмент может быть расценен как нивелирование возможных "корыстных" причин непонятной грусти - "зависти к ее красоте" и сожаления, "что эта девочка не моя и никогда не будет моею и что я для нее чужой".

Вообще при упоминании автором грусти при виде красоты, мне сразу вспоминается предание о том, что душа, прежде чем попадет в этот мир, созерцает мир _тот_, а потом всю жизнь тоскует по забытому великолепию неизъяснимой и странной тоской. Как у Достоевского в "Сне...":

"Я часто говорил им, что я все это давно уже прежде предчувствовал, что вся эта радость и слава сказывалась мне еще на нашей земле зовущею тоскою, доходившею подчас до нестерпимой скорби; что я предчувствовал всех их и славу их в снах моего сердца и в мечтах ума моего, что я часто не мог смотреть, на земле нашей, на заходящее солнце без слез..."

Но как правило о тоске при созерцании красоты говорят применительно к красоте природы. Чехов же описывает нечто подобное при виде красоты человека. Почему обычно разделяют два этих предмета? Не потому ли, что мы, полухнау, не в состоянии смотреть на красоту представителя другого пола свободно от тления низменных страстей, отравляющих восприятие? Так или иначе, гениальный Чехонте, как мне кажется, хотя бы краешком сознания смотрел на красоту женщины, как на красоту вообще, и если это так, то вот вам еще одно подтверждение его гениальности.

Поначалу я был несколько обескуражен загадкой с жалостью:

"Почему-то мне было жаль и себя, и дедушки, и армянина, и самой армяночки, и было во мне такое чувство, как будто мы все четверо потеряли что-то важное и нужное для жизни, чего уж больше никогда не найдем [на эти слова следует посмотреть через призму написанного выше, кстати]".

"Мне было жаль и себя, и ее, и хохла, грустно провожавшего ее взглядом всякий раз, когда она сквозь облако половы бегала к арбам".

"...быть может, ему, как и мне, было безотчетно жаль и красавицы, и себя, и меня, и всех пассажиров, которые вяло и нехотя брели к своим вагонам".

Странно здесь не ощущение жалости как таковое, странна жалость к самим красавицам. Но потом мне пришла в голову занятная мысль. Могу ошибаться, но, кажется, жалостью к самим обладательницам красоты, Чехов как бы разделяет их и их красоту, вводя их самих в ряд окружающих - себя, дедушки, армянина, пассажиров etc - а красоту как бы вынося в отдельную, самостоятельную категорию. И здесь тоже, видится мне, есть о чем поразмыслить.

☕☕☕

Это был кофе-брэйк. Я понимаю, что разошелся не на шутку, потому дальше обозначу краткие тезисы - и баста. Тем паче, что далее речь пойдет о нескольких интересных деталях, на которые, как по мне, следует обратить особое внимание при чтении.

"Солнце пекло мне и в голову, и в грудь, и в спину, но я не замечал этого и только чувствовал, как сзади меня в сенях и в комнатах стучали по дощатому полу босые ноги". Ощущение красоты _буквально_ выдергивает из этого мира, обнуляет его воздействие. Вижу в этом еще один повод говорить о неотмирности, надмирности красоты, ее высшем происхождении.

Машя "исчезла в темной двери и вместо ее на пороге показалась старая, сгорбленная армянка с красным лицом и в зеленых шароварах". В контексте разговоров о мимолетности и скоротечности - сами понимаете.

Завесу тайны над законами, по которым формируется гармония, приоткрывает нам следующая фраза: "Весь секрет и волшебство ее красоты заключались именно в этих мелких, бесконечно изящных движениях, в улыбке, в игре лица, в быстрых взглядах на нас, в сочетании тонкой грации этих движений с молодостью, свежестью, с чистотою души, звучавшею в смехе и в голосе, и с тою слабостью, которую мы так любим в детях, в птицах, в молодых оленях, в молодых деревьях"; и нас особенно интересует пункт "чистота души", которую автор прозревает через смех и голос красавицы. Получается, своими корнями красота так или иначе уходит в сферы душевно-духовные. Да, говоря о Маше, автор не говорит о чистоте души. Но не говорит и о ее нечистоте. А кроме того мы действительно наблюдаем два разных выражения красоты - красоты, простите, статичной, канонической, не требующей дополнительного раскрытия, и красоты динамической, раскрывающейся в совокупности изменений и движения. Есть над чем подумать, в общем. Я уже плыву, если честно, а потому ставлю напротив этого пункта галочку-напоминание и перехожу к следующему, на сегодня заключительному.

Обе встречи с настоящей, чистой красотой, пронзающей душу, происходят в одном и том же формате - и с Машей, и с красавицей на станции автор сталкивается, так сказать, проездом, находясь в движении. Не Маша приехала и уехала, не дочь/сестра начальника пришла и ушла, а автор встречает их на своем пути и ошеломленный встречей продолжает путь. А красавицы остаются там, позади; они словно бы представляют собой какие-то вечные, недвижимые образы, мимо которых можно пройти, но которые сами мимо не пройдут - они незыблемы и постоянны. То есть пространство для выводов - необозримое; есть смысл занести в блокнот еще одну напоминалку.

На этом все. Если вы это дочитали, жму руку вашей вовлеченности.

Fin.

⚠ P. S. Уже после написания рецензии один мудрый человек указал на деталь, которая выводит рассказ на новый уровень:

"...какой-то особый воздух, казалось мне, счастливый и гордый, отделял ее от меня и ревниво заслонял от моих взглядов".

Я совершенно не обратил внимания на столь важную вещь. Раскладывать масштабно выводы я сейчас не буду, но вкратце суть в следующем. Увидеть красоту нам мешает гордость, однако красота - такая могучая сила, что в состоянии пробить в стене гордости брешь. Тогда мы "забываем о себе" и отдаемся чистому восприятию прекрасного. Это, кстати, к разговору о низменных страстях, которые мешают смотреть чисто, и о том, как от них избавиться - оставляя за порогом гордость, которая заставляет желать обладания.

Если мы протянем цепочку дальше, станет понятной для нас всеобъемлющая жалость, о которой говорит автор. Она может являться не необъяснимым эмоциональным феноменом, а закономерным следствием освобождения от гордыни, которая загораживает от нас других людей. Получается схема: "истинная красота рассеивает гордость, человек отворачивается от себя и кроме чистого восприятия красоты - поворачивается к окружающим его людям и начинает их жалеть. А ведь жалость - это что-то очень близкое к любви. Впрочем, все эти рассуждения (как и многие другие, навеянные рассказом) заслуживают отдельной статьи.