3.5

Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросали горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.

Бульварам и площади было не странно
увидеть на зданиях синие тоги.
И раньше бегущим, как желтые раны,
огни обручали браслетами ноги.

Толпа — пестрошерстая быстрая кошка —
плыла, изгибаясь, дверями влекома;
каждый хотел протащить хоть немножко
громаду из смеха отлитого кома.

Я, чувствуя платья зовущие лапы,
в глаза им улыбку протиснул, пугая
ударами в жесть, хохотали арапы,
над лбом расцветивши крыло попугая.
"Ночь" Владимир Маяковский.
(в исполнении "Лобо")

Вот уж правдивое название для книги, во всяком случае, в переводе на русский. Именно, что опустошение. Сижу после последней страницы с остекленевшим взглядом, будто долго бухала или чего позабористее приняла, и чувствую внутри это самое опустошение, а ведь какой наполненной, постепенно ли заполняющейся себя чувствовала, когда только начинала знакомиться с Джеком Керуаком с его «В дороге», «Бродягами Дхармы» и в самом начале пути «Ангела Опустошения».
Книга сперва казалась похожей на американскую кухню по-восточному, как лаконичное продолжение «Бродяг». Автоматическое письмо: как будто вскрываем черепную коробку, изымаем сгусток мыслей и препарируем их, затем разложим по малюсеньким мисочкам, как свежайшие морепродукты, какую-нибудь порубленную капусту или огурцы с кимчи. Садишься на пол в тишине и покое с приглушенным светом перед низким, но обширным столом – перед тобой много всякой манящей, пугающей, подозрительной, сомнительной, острой, кислой, сладковатой еды и есть это ты не можешь так как привык, извращайся с палочками. А теперь пробуй.

Ну что ж, продолжим с подробностями, кои и есть сама жизнь

Главы такие же короткие, как эти порции в мисочках, но их также много и они подробны хоть и однообразны, но у каждой свой вкус. Вкус гор: земля, цветы, скрипящее дерево хижины, одиночество и запах мышиных убежищ, о, да, вы гурман. Вот эта - порция безумия, она сладка, но пугает. Вот в этой - музыка звуки со всех сторон хэй и хай, бам, бац, бац - это джаз, а это вот вкус бродяжничества: драные ботинки, отваливающиеся подошвы, необъятные рюкзаки и спальники, вечное мытарство без особой цели, в каком-то безнадежном поиске и чем дальше, тем безнадежнее. Следующая - звук пианино задумчивый, грустный. Особая пикантность всего этого - невероятная талантливость людей, словно в то время только и были одни великие люди в Америке, в какой-то невероятной концентрации вокруг Джека.
Не ешьте всухомятку запивайте всё это портвейном, время от времени хорошим коньяком, на трезвую голову не понять всей соли опустошения, хотя… Чертовски верно:

Я понимаю, что в алкоголе нужды нет что бы ни было у тебя на душе

Но почему ты пьешь? Почему не можешь остановиться? Нам нужно продолжать идти вглубь этой пустоты.
Слушай книгу, читай, войди в ритм повествования, тогда перестанешь замечать в тексте постоянные качели туда-сюда, вперед- назад, снова вперед, но не торопись, поглощай не спеша, пережевывай, а то можно обжечься, остро, а лучше залезь на гору, которая ближе к тебе, встань на голову на ее вершине, если мышцы позволяют, раскинь руки будто ты хищная птица, летящая вниз за добычей, распахни глаза и смотри на мир вверх тормашками, не бойся упасть, внизу бездна, чувствуешь как холодеет от испуга и восторга у тебя в животе, дыши и смотри, запоминай этот момент, тебе предстоит вернуться вниз с холма опустошения. Старина Джек расскажет тебе то, что видит и что думает.
Передо мною видение, как Джек, напиваясь дешевого портвейна, садиться за стол, входя в транс, состояние близкое к отупению, начинает водить карандашом по бумаге, выписываются его странные сны, не менее странные видения, невидимый медведь, шлепающий по камням. Он действительно видит всё это:

Туман вскипающий с
Хребта - горы
Чисты
Туман перед пиком
- сон
Продолжается

Сколько городов, сколько дорог, стран на ладони, сколько людей, сколько знакомых, сколько друзей - весь мир родной, а потом это кончается, внезапно, после бури, после долгой затяжки, после ночи без сна. Теперь поиск дороги к дому.

Осветили меня прожекторами а я стоял на дороге в джинсах и робе, с огромным прискорбным рюкзаком за спиной, и спросили:
– Куда вы идете? – а именно это у меня спросили год спустя под софитами Телевидения в Нью-Йорке, «Куда вы идете?» – Точно так же как не можешь объяснить полиции, не можешь объяснить и обществу «Мира ищу».
Это имеет значение?
Обождите и увидите.

И похоже, что на данный этап моей жизни мне больше близка книга «Бродяги Дхармы», в Ангелах (пусть даже теоретически между описываемыми событиями едва минул год) Джек уже зрелый мужчина, уже по-другому мыслит, по-другому пишет, уже нет той романтической тяги к познанию себя через пустоту мира, то ли делает все по привычке, автопилотом. И появляется какое-то стремление к своеобразной стабильности, когда скитания по свету, а они были значительными – это и Африка и Европа, не говоря уже об объезженных вдоль и поперек США и Мексике – уже не дают прежней энергии, а только утомляют и всё больше тянет где-то закрепиться, остаться с самым любимым человеком. Самое лучшее и по-простому написано Керуаком о матери, действительно пробирает до костей. Уже только ради этого стоит прочитать Ангелов, еще раз и много раз подумать о своих мамах, которые ради нас готовы на многое, если не на всё, даже терпеть самые невероятные безумства, мало того, что принимать, так и разделять тоже.

Как итог буду знакомиться с Джеком Керуаком дальше.