5 В их глазах был конец и начало мира, и простор между ними

Я стою на перекрестке в маленьком американском городке. Наискосок через дорогу три чернокожие одиннадцатилетние девочки оценивающе рассматривают меня. Фрида, Клодия, Пекола. Постояв, бреду дальше. Вот лавка сладостей, а вот прямо за ней из дома высовывается в окно голова попа Мыльная Голова, поджидающего маленьких девочек, которые обязательно прибегут купить конфет и, возможно, позволят потрогать их. Через несколько кварталов стоит старый белый дом с зеленой крышей и красной дверью. На его пороге задумчиво мнутся две девчушки уже встреченные нами, Фрида и Клодия, погодки. Клодия увлеченно ломает подаренную на Рождество белую куклу в попытке добраться до ее секрета и секрета всех белых девочек:

Мне очень хотелось разрезать их на кусочки, и я сделала бы это без всяких колебаний. Мне хотелось найти то, что от меня пряталось: тайну их волшебства, так сильно влияющего на людей. Почему, глядя на них, люди вздыхали, а глядя на меня - нет?

Сворачиваю на боковую улицу, подхожу к двухэтажному дому, бывшему мебельному магазину. Толстая шлюха со второго этажа пьет на веранде содовую. В недрах магазина на первом этаже, где живет Пекола, третья из встреченных мною девочек, слышится ее тихое обращение к матери: "Миссис Бридлоу..." Она выходит из дома, я следую за ней. Пекола замедляет шаг и останавливает у телеграфного столба.

Вот одуванчики у основания телефонного столба. Почему, думает она, их называют сорняками? Ей всегда казалось, что они красивые... Никому не нравятся желтые цветы. Быть может, потому, что они такие сильные и быстро растут, потому, что их так много.

Подходим к магазинчику, Пекола заходит внутрь, я наблюдаю за ней из-за витрины. Продавец, цветной мужчина средних лет, с нетерпением и брезгливостью смотрит, как девочка снимает ботинок, достает три пенни и несмело протягивает их ему в розовой ладошке. Выходит, смущенная, зажав конфеты в кулачке.

Одуванчики. Она испытывает к ним прилив нежности. Но они не смотрят на нее с ответным чувством. Она думает: "Они и вправду ужасны. Сорняки и есть".

Подходим вместе с Пеколой к школе, где толпа мальчишек окружает ее и дразнит: "Черномазая! Черномазая! Ее отец спит голым!" Но вот на выручку подруге бежит бесстрашная Фрида.
Делаю круг, возвращаюсь к белому дому с зеленой крышей. Звучит ружейный выстрел, мимо меня, теряя башмаки, улепетывает дядя Генри, квартирант в доме Фриды и Клодии. Их мать, встревоженная, с недомытой чашкой и полотенцем стоит рядом с мужем, который дрожащими от гнева руками все еще сжимает ружье.
... Так брожу я и хожу, подсматривая сцены из жизни девочек. Проходят месяцы, сменяются времена года. Фрида и Клодия закапывают у дома Пеколы семена ноготков, шепча слова заклинания. Здесь же будет зарыт мертвый ребенок Пеколы. Вот сама Пекола, идет по окраине города, по обочине дороги. Забитое, никому ненужное и нелюбимое дитя. Подсолнухи. Мусор. Солнце. Все встречные отворачиваются от нее, не смотрят в глаза. Она думает, они завидуют ей, потому что она хотела и получила самые синие глаза в мире. Синие глаза, которые теперь все изменят.

Черная девочка хотела синие глаза белой девочки, и ужас на сердце от ее желания был превзойден лишь злом его исполнения.