4

Книга, несомненно, имеет документальную ценность и, уверена, в семье Гласеров будет передаваться из поколения в поколение, со временем Роза превратится в семейную легенду, которую с удовольствием будут пересказывать потомки - тем ироничнее, что сама Роза детей не имела вследствие насильственной стерилизации в концлагере. Вообще в образе Розы, этой реальной женщины, которой не повезло родиться в еврейской семье накануне Первой мировой войны, я увидела образ Европы военного времени: коллаборационистской, не желающей оказывать сопротивление, готовой променять свободу и честь на гарантированную пайку, ложиться с врагом в постель и постоянно уговаривающей себя, что жизнь идет своим чередом и нужно радоваться каждому дню.

Роза с детства любила танцевать и поэтому стала учителем танцев. Она танцевала везде и всегда: и в основанной вместе с первым мужем Лео школе, и после развода уже в собственной школе, и после того, как школу закрыли по доносу того же Лео и его брата, в тайной школе на чердаке родительского дома, и в лагерях, и уже после войны в Швеции. Жизнь у нее выдалась тяжелая, но меня поразило количество мужиков вокруг - не думала, что в 30-40 годы для женщины считалось приличным менять любовников как перчатки. Будучи замужем, Роза не стеснялась изменять, оправдывая себя тем, что Лео проникся нацистскими идеями под влиянием брата. Не хочешь жить с пронацистски настроенным мужем - разводись, а не наставляй рога. В лагере ради более хороших условий Роза с радостью легла под нациста, хотя прекрасно знала, что именно этот человек подписывает списки людей на отправку в газовые камеры. Одно время Роза была членом зондеркоманды, но вовремя уговорила перевести ее на завод. В Освенциме она танцевала с нацистами, дабы скрасить им досуг, и очень сожалела, когда "миленькие эсэсовские вечеринки" (это цитата) вдруг прекратились.

С болью читались отрывки, в которых говорилось, с каким воодушевлением голландцы приняли нацистский режим, с какой готовностью они сдавали нацистам своих еврейских соседей, как проникались они коричневой чумой и как она меняла их взгляды. Я понимаю решение Джона Гласера не рассказывать своим детям о том, что ему и Розе пришлось пережить в войну, и понимаю, почему они с Розой, брат и сестра, в последние годы жизни почти не общались - он винил ее в смерти матери, а она его - за то, что думал только о себе и спасал только себя. Также очень удивилась, узнав, как неохотно послевоенные голландские власти шли на компенсации жертвам нацистов, и какая пышная бюрократия там цвела. Чиновники везде одинаковые, вот уж что точно...

В общем, смешанные впечатления. С одной стороны - человек слаб, сделает все, лишь бы выжить, а с другой - у нас в стране как-то совсем другое отношение и иное понимание героизма.