5 Мы скользим пока по поверхности жизни. По периферии...18+

Прекрасная мерзость! Это искренний восторг, а не произведение. Да-да, это АНТИэстетическая поэма в прозе! В ней я практически каждую строчку подчеркивала. Кстати, читать с карандашом для меня исключительная практика. А тут...весь текст - достойные цитаты.

Я хочу душевного покоя. Но душа, как взбаламученное помойное ведро-- хвост селедки, дохлая крыса, обгрызки, окурки, то ныряя в мутную глубину, то показываясь на поверхность, несутся вперегонки.

После выхода этого скандального произведения в свет (1937-1938), критики и друзья (Владислав Ходасевич, Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус) Георгия Иванова долго спорили о том, что есть "Распад атома" - это гениальное произведение талантливого поэта или полный провал. Рефлексии главного героя ( Я живу. Я иду по улице. Я захожу в кафе....Я хочу самых простых, самых обыкновенных вещей. Я хочу порядка. ...) и некрофилия (Совокупление с мертвой девочкой...Она лежала, как спящая. Я ей не сделал зла. Напротив, эти несколько судорожных минут жизнь еще продолжалась вокруг нее, если не для нее) здесь тесно переплетаются с размышлениями о Боге, искусстве. Чувствуется тягучая тоска, сосущая под ложечкой ностальгия по Родине (Георгий Иванов в 1922 году покинул Советскую Россию, не приняв в ней изменений). К этому времени пришло понимание того, что и Серебряным веком дело подошло к концу. Поэтому "Распад атома" можно читать как зашифрованный в символах разрыв с наследием символистов (После издания Иванов не писал стихов более 6 лет!)

С точки зрения построения текста, здесь нет ничего экстра необычного. Но особый (музыкальный) ритм можно почувствовать только при неотрывном чтении. Некоторые детали повторяются:

Синее платье, размолвка, зимний туманный день. Тысяча других платьев, размолвок, дней.

и через несколько страниц:

Синее платье, размолвка, зимний туманный день. Желание говорить, стремленье петь-- о своей любви, о своей душе.

Каким-то отдельным (для моего восприятия) является повествование про зверьков Размахайчиков.

Зверьки были с нами неразлучны. Они ели из наших тарелок и спали в нашей кровати. Главными из них были два Размахайчика.
Размахайчик Зеленые Глазки был добродушный, ласковый, никому не делавший зла. Серые Глазки, когда подрос, оказался с характером. Он при случае мог и укусить. Их нашли под скамейкой метро, в коробке от фиников. К коробке была приколота записка: "Размахайчики, иначе Размахай, иначе Размахайцы. Австралийского происхождения. Просят любить, кормить и водить на прогулку в Булонский лес".

Были среди этих зверьков, которых жизнь то и дело грозила засыпать, погрести под снегом, но которые только «прижимались теснее друг к другу, затыкали ушки и спокойно, с достоинством, отвечали: “Это нас не кусается”. Были среди них ещё Голубчик, Жухла, Фрыштик, Китайчик, Хамка, мрачный фон Клоп и, наконец, «глупый Цутик».

Зверьки объяснялись на смешанном языке. Были в нем собственные австралийские слова, переделанные из обыкновенных на австралийский лад. Так, в письмах они обращались друг к другу "ногоуважаемый" и на конверте писали "его высокоподбородию". Они любили танцы, мороженое, прогулки, шелковые банты, праздники, именины. Они так и смотрели на жизнь: Из чего состоит год?-- Из трехсот шестидесяти пяти праздничков.-- А месяц?-- Из тридцати именин.

"Распад атома" будет интересен тем, кто любит различные аллюзии. Здесь постоянно ведутся переклички с героями произведений Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого, что-то есть от сологубовского "Мелкого беса".

В том, что "Атом" я буду перечитывать, вообще не сомневаюсь. Даже сейчас отдельные фрагменты по-новому раскрываются для понимания. Это произведение-ребус. Интересный и сложный!