0 Звезда бессмыслицы.

В смешную ванну падал друг
Стена кружилася вокруг
Корова чудная плыла
Над домом улица была
И друг мелькая на песке
Ходил по комнатам в носке
Вертя как фокусник рукой
То левой, а потом другой
Потом кидался на постель
Когда в болотах коростель
Чирикал шапочкой и выл
Уже мой друг не в ванне был.
Хармс - Введенскому, 5 марта 1927

Александр Введенский был самым обычным человеком, жил, дружил, ел, спал, ухаживал за женщинами, зарабатывал детскими стихами, много играл в карты. И писал совершенно необычные, невероятные стихи.

Вряд ли можно в пределах небольшого текста одной рецензии хоть сколько-нибудь близко подойти к пониманию поэзии Введенского, но я попытаюсь - не дойти до самой сути, конечно, нет, всего лишь объяснить почему этот поэт среди своих современников настолько выделяется и почему с его творчеством стоит познакомиться. Не для того, чтобы полюбить или прочувствовать, понять его в полной мере, а чтоб хотя бы краем глаза увидеть те смысловые бездны, до которых Введенский жаждал дотянуться.

Если говорить о данном издании, то помимо полного собрания дошедших до нас "взрослых" произведений Александра Ивановича существенную часть сборника занимают приложения, и на мой взгляд и к сожалению не все они одинаково полезны. Например статьи Якова Друскина не просто интересны, для рядового читателя их прочтение - условие не достаточное, но необходимое для понимания текстов Введенского. Друскин - человек, благодаря которому творческое наследие А. В. дошло до нас в таком объеме. А вот 150-страничные воспоминания пасынка Введенского, которому на момент смерти отчима было семь лет ценность имеют весьма сомнительную. Сам их автор признается честно, что написан текст плохо, и в этом я с ним соглашусь - неуместные эпиграфы, много лишнего, и трудно сказать чего здесь больше - желания сохранить как можно больше памяти о таланте А. В. или банальной графомании.
Так же в приложениях мы можем ознакомиться с воспоминаниями некоторых близких поэту людей, в том числе первой его жены, несколькими статьями (заметка Сергея Бирюкова чересчур поэтическая и неинформативная, а предисловие составителя Герасимовой гораздо интереснее ее же статьи о параллелях с Пушкиным) и, конечно же, выдержками из писем и дневников Даниила Хармса.

Жизни Хармса и Введенского были теснейшим образом связаны и до появления ОБЭРИУ и после, и даже финал для обоих оказался схож и одинаково трагичен. Более того, как известно основная часть рукописей А. В. оказалась спасена из разбомбленной ленинградской квартиры в том же чемоданчике, что и личные архивы Хармса. И все же несмотря на то, что их имена так часто ставятся рядом, и невзирая на многолетнюю дружбу, творческие связи и общие мотивы, они очень различались, и по характеру, и в поэзии. Хармс был театральной личностью, эксцентричным клоуном, превращающим жизнь в представление, обыденный фарс. По сравнению с ним Введенский вел совершенно рядовой образ жизни, хоть и немного разгульный временами, но все же тяга к театру абсурда была явно ему не чужда.

Если не рассматривать совсем ранние лирические произведения А. В., написанные в довольно-таки традиционной манере и несложные для восприятия, то на первый взгляд бессмысленность просто обескураживает, озадачивает, сильнее даже чем абсурд того же Ионеско. Поначалу это бессмысленность лишь самого текста - нарушение структуры и законов привычной речи, непонятные словоформы, отсутствие заглавных букв и запятых, игры со шрифтом и строчками. Неуклюжесть, несуразность языка наводят на мысль что так мог бы писать кто-то и вовсе не знакомый с русским (человеческим?..) языком. Как лесорубы из пьесы, которые пели, будучи на самом деле немыми. Но пели. Случайность, к которой приводит преодоление заведомой невозможности выразить идею общепринятым способом. Позже это перерастает в бессмысленность ситуаций, беспричинность поступков, делая все пространство произведений Введенского, героев и сюжет алогичными, абсурдными. В такой реальности события не имеют значения сами по себе, это лишь средство оформления. Постепенно концентрированность бессмыслицы достигает такого пика, что за ней ты начинаешь видеть суть. Количество абсурда перерастает в качество и ты осознаешь что это - какой-то не наш язык, другой уровень сознания, иная реальность, не белый лист со строчками, а дверь в неведомое, только ведет она не наружу, а внутрь...наверное, внутрь самого себя.

Обэриуты считали, что наш язык чересчур статичен, неспособен отразить окружающий мир в полной мере, и обусловленное им мышление препятствует истинному пониманию реальности. Отсюда и их лингвистические эксперименты, попытки создать нечто совершенно новое, другой поэтический язык с качественно иными выразительными средствами.

Введенский хотел разрушить непреложную связь между словом и понятием, намеренно лишая читателя возможности воспринимать текст автоматически, интуитивно, как это обычно происходит. В результате рождается предложение, высказывание, которое мы не можем истолковать мгновенно и привычным образом, которое мы не можем истолковать вообще, оно оставляет наш ум наедине с незаданным вопросом, ответа на который быть не может. Яков Друскин в своих исследованиях назвал это явление "иероглифом", обозначая этим термином наличие дополнительного, небуквального значения. Слова, указывающие на три основные для творчества А. В. темы - бог, время, смерть - как раз и являются главными иероглифами. Каждый знает, что именно они означают, но при попытке по-настоящему осмыслить, осознать , уразуметь суть этих понятий человек понимает, что существующих механизмов познания реальности и выразительных свойств человеческой речи просто недостаточно для этого. Введенского интересуют такие вопросы, как само существование времени, его течение, зависимость от восприятия, остановка или прекращение, исчезновение в момент смерти. Друскин утверждает, что среди тем недописанных и утраченных рукописей А. В. были сюжеты о том, что каждый человек умирает дважды, о замкнутом цикле жизни, когда снова и снова после сорокалетия человек возвращается в свои тридцать, и даже более того... он утверждал, что в одной из рукописей была идея сюжета о человеке, для которого каждый день время идет вперед, как и для всех остальных, а дни идут в обратном порядке, после сегодняшнего дня он проживает вчерашний, а не завтрашний, и так далее. Таким образом если верить Друскину, Введенский придумал дискретную контрамоцию задолго до Стругацких :)

Произведения Александра Введенского непросты для понимания, откровенно сложны для чтения. Стихи немелодичны, строчки обрывочны, на них спотыкаешься, а творческий метод настолько уникален, что выбивает из колеи и безусловно требует серьезной умственной работы, но этого автор и добивается. Заставить читателя выйти за пределы привычного мышления и посмотреть на реальность другими глазами, усомниться, существует ли хоть один из привычных предметов, или все это иллюзия, созданная нашим разумом. Он оставляет нас с кашей в голове, чтобы снова вчитываться, перебирать строки, мыслить, недоумевать

недоумевать, умирать, увядать, исчезать и возрождаться, зарождаться, удивляться что ты не звезда     сокрушаться что не ковер    жалеть что не гортензия, искать смысл искать бога, но нет смысла ни в море, ни во времени, времени нет нельзя потрогать ощутить увидеть а бог есть везде в зеркале в человеке в небе под диваном
звезды звуки планеты струны        часы говорят друг с другом       поют чернильницы      кресла кипят     столы раскаляются      мир разлагается    отрубленные головы кровавые топоры     мышь мир мерцание мерцание      нули не зачеркивать, нули - стереть.... время останавливается
останавливается    останавливается    застывает     время существует и исчезает только в один-единственный миг - миг смерти, и тогда - ВСЁ.