3

В карих расширенных глазах Меланьи и страх, и смятение духа. «Можно ли так поступить по истинной вере? – спрашивает себя Меланья и тут же гонит сомненье: – Знать, тятеньке ведомо, как должно».

Безысходность глухая и непроходимая, гнетущая атмосфера, тоска - вот что окружало меня на протяжении чтения.
Мнение я выражу, судя по всему, непопулярное: очень странное чувство осталось у меня после прочтения.
Вроде бы роман исторический и вполне реалистичный, вроде бы встречаются очень интересные фрагменты из жизни староверов, порой и быт того времени промелькнет, но перемежается все художественными отступлениями, несколько неумелыми, неуклюжими, что ли. И велеречивость какая-то искусственная, оттого и происходящее в книге кажется неестественным, надуманным, хотя и небезынтересным. Дарья раздражает безмерно. Какая-то нелепая эта политически активная и всеми истязаемая "белая птица". Она сама по себе дискредитирует любое политическое движение.
И чувствуется какой-то неприятный пропагандистский запашок, этак из-за угла, а как добегаешь - вроде и не было ничего.
Но было, точно было.

С другой стороны, есть в романе и еще кое-что актуальное для нашей страны. Посреди всего этого мракобесия с "оскорблением чувств верующих" и всеобщей религиозной истерикой, полезно вспомнить, откуда вера вынесена, какие традиции вокруг нее складывались. И увидим мы, что любые поступки, любой удобный в данный момент образ жизни можно верой не только оправдать, но и узаконить. Кому-то вера приказывает сожительствовать с невесткой, кто-то увидит в новорожденном дьявола и посчитает себя вправе убить, утверждая свою власть. Все во имя своего бога.
А еще верой можно прикрыть собственную беспомощность и нежелание брать на себя ответственность за свою жизнь. Можно предоставить другим решать, во что тебе верить и как жить, считать это традицией, когда удобно и потихоньку нарушать запреты, когда удобно не слишком.

Сложные отношения возникли у меня с этим романом, и знакомство с продолжением пока не планируется.