3

Николай Лесков был большим мастером слóва — нынче он, к сожалению, полузабыт, да и в прежние-то времена его подавали главным образом как обличителя самодержавия и крепостничества: «Левша», «Тупейный художник», всё такое. Хотя, конечно, его писательских достоинств эта однобокость подачи нисколько не умаляет…

Лично я лет в десять Лескова знал уже в несколько большем объёме, а потому когда наткнулся в недрах шкафов на тоненькую книжечку, ничего особенного не заподозрил. Меня даже название не насторожило. Из детской серии книжка, чего ж тут подозревать-то? И растянулся поудобнее на диване, предвкушая почитать хорошего и уже знакомого писателя.

Предвкусил, ага. Вкусил и выкусил, мало не показалось…

Шутки в сторону — это оказалась страшилка очень высокого класса! Меня проняло так, что… в общем, очень даже проняло.

Нет, бояться спать в темноте я после прочтения не стал, всё ж таки разным чтением был уже закалён изрядно. Но вот книжку сию, только что осиленную, немедленно убрал куда подальше. Чтобы она своим видом как-нибудь нечаянно не вызвала в памяти сюжет и эмоции от этого сюжета. До тех пор, пока сам не соберусь с духом перечитать, дабы наконец пересилить эту память.

За всю мою более чем сорокалетнюю читательскую жизнь я лишь дважды прибегал к этой крайней мере борьбы со Страхом-из-Книги. (Вторым разом, если кому интересно, была гоголевская «Страшная месть»). Согласитесь, это о чём-то говорит. Хотя, конечно, «Привидение» я прочитал пораньше возраста, на который оно было рассчитано автором.

Жуткая страшилка, да. История Михайловского замка, построенного горе-императором по «знаку свыше», и опять же по «знаку свыше» успевшему пожить в нём до своего убиения всего ничего, менее двух месяцев. Затем в замке разместился инженерный кадетский корпус (отсюда и название), один из воспитанников которого повадился ночами пугать прохожих из окна «призраком убитого императора». Однако в замке и впрямь было «что-то нечисто»: столь неумные шутки столь тонкими материями привели к печальным последствиям: шутник был разоблачён и запорот до смерти, после чего уже его призраком старшие кадеты повадились пугать младших — на свою, опять же, беду. Заканчивалось всё полным кошмаром, учинившимся через некоторое время на похоронах умершего начальника училища. Там-то тема призраков и привидений дошла до логического завершения (жуть конкретная!) и катарсиса.

Как я и говорил, рассказ (а по объёму «Привидение в Инженерном замке» — это именно рассказ) написан великолепным художественным языком, типичным для Лескова. И воспринимался до ужаса — в прямом смысле — достоверно.

Через пару месяцев я снова откопал эту книжку, перечитал её, и понял, что прежних страхов больше не испытываю. Ещё через некоторое время я зачитал лесковский креатив вслух в дворовой компании (просили страшилку — получили страшилку!), и сработало на ура: компания разошлась в непривычном молчании и бегая глазами, а назавтра меня попросили больше таких кошмаров не читать и не рассказывать, а то реально страшно же — можно всё-таки чего-нибудь попроще?

Ещё через три года мою семью занесло на лето в Ленинград. Там я, натурально, предъявил категорический ультиматум: побывать в этом Инженерном зáмке, и точка! Родители, кстати, знали, что книжку эту я читал, — но о её воздействии на меня, скорее всего, не догадывались…

Зáмок был открыт для посещений — побывал. И задал прямой вопрос экскурсоводу. Тот покивал и сказал, что легенду о зáмковом привидении во многом сам Лесков нечаянно и сформировал. Вроде как были прежде какие-то смутные слухи и сплетни, но после такого убедительного креатива… А что ж вы хотите — слово, сказанное мастером-рассказчиком, имеет огромную силу…

А уже в XXI веке я увидел на полках букинистического магазина двенадцатитомник Лескова (1989-го, если не ошибаюсь, года издания) и вспомнил эту историю детских времён. Нашёл том с рассказом (где-то в середине), раскрыл на примечаниях и комментариях, прочитал приведённую там информацию…

Ёрш твою меть!

Это ж был святочный рассказ. Опубликованный аккурат в последние дни 1882 года (как бы не ровно за сто лет до моего прочтения)!

У меня в голове будто со щелчком сложился какой-то пазл. Ну да, теперь-то я знал, что такое «святочный рассказ» — но в детстве и понятия не имел. А вот тогдашние дети и подростки, читатели рассказа конца XIX века, не могли не знать.

И это знание защищало их при чтении. Они-то чётко представляли себе соответствующий канон наперёд: должно быть некоторое количество сверхъестественного и пугающей чертовщины, но закончиться всё непременно должно катарсисом и изменением к лучшему.

Дети конца ХХ века, рождённые в СССР, такой защиты не имели. Они неизбежно должны были воспринимать рассказ как данность, чего и произошло со мной. А позднее — и с компанией, которой я это прочитал. Ну вот откуда нам было знать, скажите на милость?! И самое-то главное — какой урод пропустил это в печать в детской серии без соответствующего предисловия?!

Лесков-то, конечно, не виноват. Он писал для современного ему читателя и исходил из тогдашних реалий, только и всего. Не ставить же ему в вину его литературное мастерство?

А вот вы, ежели надумаете читать своим детям, имейте, пожалуйста, всё вышесказанное в виду. А то ведь мало может не показаться ни им, ни вам. Оно вам надо?

Рецензия на блоге