Больше рецензий

garatty

Эксперт

Дилетант Лайвлиба

3 ноября 2016 г. 10:43

961

4.5

Буквально несколько страниц романа «Взгляни на дом свой, ангел» и меня пронзило. Даже спустя сотню лет после первого издания это что-то неожиданное, необузданное, эмоциональное, живое. Это тот случай, когда говорят, что не встречал ничего подобного ранее. История описанная в романе вполне проста – жизнь Томаса Вулфа, автора самого романа, который скрылся на страницах книги под именем «Юджин Гант». Очередной писатель, описывает в очередной раз свою простую, ничем особенным не примечательную жизнь. Что может быть тут интересного для искушённого читателя? Он не был ни героем войны, ни революционером, ни бунтарём. Может быть, он провёл полжизни в тюрьме за преступление, которое не совершал? Нет. А может быть за преступление, которое совершил и мучается деятельным самоистязанием? Снова нет. Может быть, он создавал какие-то коммуны людей, основанные на гуманистических принципах, и был яростным общественным деятелем? Опять нет. Это жизнь поэта. Да, его жизнь, скорее всего, ординарная до определённого момента (пока он не стал известным писателем), таких жизней множество. Только имеется лишь одно отличие – это жизнь тонкого, чувствительного художника, который даже самую простую житейскую данность может понять и прочувствовать иначе, особенно, с большим ощущением и эмоцией, чем простой человек. И самое главное он может это облечь в прозу, талантливо и с силой.

XX век ознаменовался плеядой писателей, которые описывали свою жизнь. Они не желали придумывать образы, персонажей, героев, потому что понимали, что не могут знать всё, чтобы выдумывать что-то и писали о единственном, что они знали действительно хорошо, то есть о себе. Тогда-то и начались эксперименты со словом и способом изложения. Чем же особенна манера письма Томаса Вулфа? Тем, что сам стиль повествования свойственен больше какому-то эпичному полотну, а не жизни болезненного молодого человека. В этом повествовании запечатлён пафос битвы, но битв в нём нет, героизм сопротивления, но ни героизма, ни сопротивления в нём опять же нет.

Томас Вулф жонглирует словами, составляет предложения по своей красоте несравнимые ни с чем. В его прозе запечатлена сама поэзия. Томас Вулф - поэт, который не умеет рифмовать, поэтому заполняет пустоту рифм в своих песнях словами – бесконечным множеством слов.

В недавно вышедшем фильме «Гений», изображающем жизнь Томаса Вулфа, показано, как тяжело ему удавалось «писать мало», отрезать лишнее. Его романы разрастались до немыслимых размеров. Первая встреча с возлюбленной, в его романе, расширялась на десятки страниц. Читая его прозу, это можно явственно уловить. Слова изливаются из него. Он словно не может остановиться писать.

…камень, лист, ненайденная дверь; о камне, о листе, о двери. И о всех забытых лицах.
Нагие и одинокие приходим мы в изгнание. В темной утробе нашей матери мы не знаем ее лица; из тюрьмы ее плоти выходим мы в невыразимую глухую тюрьму мира.
Кто из нас знал своего брата? Кто из нас заглядывал в сердце своего отца? Кто из нас не заперт навеки в тюрьме? Кто из нас не остается навеки чужим и одиноким?
О тщета утраты в пылающих лабиринтах, затерянный среди горящих звезд на этом истомленном негорящем угольке, затерянный! Немо вспоминая, мы ищем великий забытый язык, утраченную тропу на небеса, камень, лист, ненайденную дверь. Где? Когда?
О утраченный и ветром оплаканный призрак, вернись, вернись!


С этих слов начинается роман «Взгляни на дом свой, ангел» и в этих словах нет холодной и чистой прозы. Это чистой воды воздушная поэзия, стихи.

Казалось бы, что можно рассказать об одном и том же человеке несколькими сотнями печатных страниц? А создается впечатление, что Томасу Вулфу не хватит и тысяч страниц, чтобы сказать всё. Ощущения главного героя – бесконечны (что всё-таки во многом верно). Он бесконечно изменяется, развивается, ощущает новое, и весь этот поток описывает автор. Его первые шаги, наивные и великие мечты, эротические фантазии, самые укромные уголки личности, Томас Вулф выставляет, и, кажется, не забывает ни о чём.

Это повествование человека постоянно анализирующего себя, окружение, мир. Вулф не может остановиться, он привык с детства всё подмечать, всё запоминать, обращать внимание на малейшие дуновения ветра или перемены света. Можно представить что происходит, когда на смену лёгкому бризу приходит ураган или землетрясение. Нутро автора переживает жуткий катаклизм и стихийное бедствие, соизмеримое с извержением вулкана или мощным торнадо. Тонкость существа автора, его восприятие – не могут не поразить.

Описание какой-нибудь бытовой сцены, сменяется плотным потоком сознанием одного из героев, которое в свою очередь сменяется эпохальным катарсисом или очередной семейной склокой, по своему масштабу соизмеримой разве что с генеральным сражением какой-нибудь войны и всё это приводит читателя к какому-то гротескному диалогу, в котором Вулф старается изобразить мелочную атмосферу городского общества.

Юджин Гант, кто же он? Что можно о нём сказать, осилив данный роман. Что он за человек? Однозначно сказать – невозможно. Он был разным. Он был плодом своего окружения. Он был плодом своего нутра. Одно сказать можно точно – он был чувственным и страстным человеком, увлечённым и увлекаемый. И всё это пронизало его существование насквозь. Говорят, что всё идёт из детства. Это в некотором роде мне представляется лукавством. Внутренность, стержень, душевная индивидуальность пронизывают всё существование человека с детства до старости и всё идёт не из детства, а из всегда.

Бесконечная саморефлексия героя. Разнообразная, во все годы жизни, во всех возрастах Юджина. Он довёл рефлексию до идеальной бесконечности. На каждый период - мысли и люди, книги и события.

Однако Юджин Гант не единственное главное действующее лицо. Иногда ему приходится отступить на задний план, чтобы дать волю некоторым другим персонажам. Например, отцу семейства – старику Ганту, которому посвящена большая часть романа. Гант уже в первой половине повествования очень стар и, кажется, не проживёт и двух-трёх страниц. Он так нещадно уничтожает себя физически и морально, что можно только подивиться как ему удаётся продолжать жить.

Весь род Гантов по мужской линии это чужие, потерянные люди. Утрата! Утрата! Gods lonely man как позднее в одном эссе напишет Томас Вулф, а таксист Трэвис Бикл будет повторять во время бессонных ночей. Все они были не от мира сего, не могли устроиться и постоянно терзались или терзали. Они искали выход к чему-то и не могли найти. Что-то найти удалось лишь Юджину Ганту или Томасу Вулфу.


Пробудись, мальчик с призрачным слухом, но пробудись во мрак. Пробудись, фантом,— в нас, в нас! Испытай, испытай, о, испытай этот путь. Распахни стену света. Призрак, призрак, кто этот призрак? Затерянный, затерянный. Призрак, призрак, кто этот призрак? О, шепотный смех. Юджин! Юджин! Здесь, о, здесь, Юджин. Здесь, Юджин. Разве ты забыл? Лист, скала, стена света. Подними скалу, Юджин,— лист, камень, ненайденная дверь. Возвратись, возвратись.


Эта книга, этот поток сознания въедается в тебя. Герои, некоторые моменты, мимолетные эпизоды. Всё это случайным образом всплывает, когда ты не занят книгой, в свободное время. «Взгляни на домой свой, ангел» навязчиво является из ниоткуда. В этой книге нет какой-то особенно глубокой истины. Это простая история о потерянном и лишнем человека, описанная мощно, захватывающе, неординарно. И если это был эксперимент с формой и стилем прозы, то он был крайне успешен.

Книга разражается глубокими и громкими бурями, конфликтными узлами. В те моменты, когда чтиво несколько наскучивает, Томас Вулф устраивает взрыв. Чего только стоит момент протеста против семьи Юджина. Главный герой возвращается домой на каникулы и жёстко ощущает свою чуждость ко всем членам своей большой семьи, а они к нему, хотя сами этого не понимают. Все его слова, брошенные в лицо своих родственников, отдаются в вечность.

— Да,— негромко сказал Юджин.— По-моему, не понимаете. Вы ничего обо мне не знаете. Я ничего не знаю ни о тебе, ни о ком из вас. Я прожил рядом с вами семнадцать лет, и я чужой вам. За все это время ты хоть раз разговаривал со мною как брат? Рассказал ли ты мне что-нибудь о себе? Ты когда-нибудь пробовал стать моим другом или хотя бы товарищем?


На протяжении всей книги основной чертой героя автор называл – одиночество. Не как состояние человека, а как черта характера. Он был в одиночестве. Всегда. Даже когда не был физически в нём.

Юджин вступал во всевозможные кружки, группы, объединения и партии, чтобы чувствовать, что он не одинок. Но от этого чувство одиночества было только острее. О, это одиночество в толпе. Когда человек рвётся к людям, пытается быть в гуще событий, сам при этом он выглядит как буйный заводила, который в душе всё-таки остается одинок и чужд всему. Мне сразу на ум пришли воспоминания современников о Есенине, который был очень скрытен и которого никто по-настоящему не знал, хотя он всегда был с людьми и всегда был в гуще событий, на виду. Юджин Гант пытался укрыться от себя самого в этих обществах. Формальное членство в каких-то объединениях давало ему ощущение общности, иллюзию того, что он не чужой, не одинокий. Все эти попытки пресловутого бегства от своего существа, от одиночество. От которого Юджину Ганту никогда не было суждено скрыться, потому что оно было частью его натуры.

В тот момент, когда умирает единственное близкое и родное ему существо – брат-неудачник Бен, он с удвоенной силой ввергается в круговорот объединений, кружков и обществ, пытаясь заполнить пустоту, образовавшуюся от смерти брата. Пустоту там, где у него было настоящее родство, настоящая общность с чем-то. На самом деле никто его не знал по-настоящему, даже он сам до конца себя не знал.


Он оставался за пределами завистей и интриг — все видели, что он ненадежен, что он не здравомыслящ, что он в любом отношении неправильная личность. Он явно не мог стать человеком что надо. Было очевидно, что губернатора из него не выйдет. Было очевидно, что политика из него тоже не выйдет, потому что он имел обыкновение говорить какие-то странные вещи. Он был не из тех, кто ведет за собой остальных или читает молитвы перед занятиями; он годился только для необычного.