4

Есть все-таки у Уинман что-то, что делает ее книги особенными, - она не Барнс, не Исигуро и не Макьюэн, но и не те пустышки, коих в магазинах множество. Ну то есть как. Вряд ли книги могут быть совсем уж пустышками, я всегда думала, что множество кем-то рассказанных историй под обложками может быть и не все гениальные, но наверняка уж живые, ведь кто-то же их написал. Как может быть пустым чей-то живой голос?
Ну да, пустым быть он не может, а вот глупым, вторичным или непомерно раздражающим, - вполне. Пример тому, пресловутая Дэни Аткинс, чьи книги (я читала одну, но судя по аннотациям, у нее они все как под копирку, - пралюбофф и обреченных друг на друга картонных чуваков) в моем личном рейтинге где-то между Донцовой и эээ той теткой, у которой серия про Любовь и тайны восьмого бэ. Ну, с другой стороны, Аткинс и ей подобные хоть безобидные, чего не скажешь о книжках, где герой всю дорогу девушку чморит и унижает, а потом оказывается, что это любовь и кассовые сборы.
Но я о Уинман. После "Когда Бог был кроликом" я ожидала чего-то подобного: чтобы вот просто и как будто и о тебе тоже, и поэтому до слез и по-настоящему. Да, та книга была где-то наивной и под конец просто уже сказочной в конце, но это не мешало ей быть правдой, пусть не жизни, но сердца. Бог был кроликом, и Бог хрустел морковкой и говорил такую детсадовскую, элементарную, безусловную истину, как мамины руки, которые всегда будут рядом, как родной дом, который остается, даже когда не остается больше ничего, как то главное, без которого каркас детского мира бы не удержался. Бог был Любовь.
Я ревела тогда над этой книгой в своей маленькой комнатке в Лондоне, и да, это настоящее.
A Year of Marvellous Ways - другая. Я вообще-то ее еще читаю, и даже только на середине, но. Она старше как минимум на жизнь, потому что героине целых восемьдесят девять, и жизнь ее потихоньку начинает стираться, выцветать и исчезать, иссушаться старым камнем, который вымывает вода. И вот она отпускает год за годом, рассказывая свои истории Фрэнсису Дрейку, отпускает людей, взглянув на них в последний раз чужими глазами, и все эти истории, непобедимая армада душ-светлячков, которые пролетают мимо нас много-много дней, все они исчезают в ярком свете, за которым только темнота. И остается в конце концов только каркас, на котором все и держалось, только то безусловное, простое как атомы, как два и два, то, что ищется на ощупь, когда все вокруг гаснет.