5 Путешествие по подсознанию ХХ века

Комм выбрал самую болезненную, самую острую и самую обширную тему для своей работы - и не прогадал. Через что ещё можно так удачно препарировать век двух мировых войн, технического прогресса, всевозрастающего атеизма, постмодернизма, дошедшего до абсурда, век торжества массовой культуры и геноцида, век сексуальной революции, рефлексии и интернациональности, век, расставивший все по своим местам, а потом ещё более запутавший? Только через страх. Он абсолютен и всепроникающ. Его можно отыскать в любой киноленте любого жанра любой страны. Но именно в фильме ужасов он обретает голос и лицо. Приятно познакомиться, садитесь поближе, давайте пролистаем этот психиатрический отчет поколений от года тысяча девятисотого до наших дней.
И первая глава, конечно, о истоках – а их бесчестное число, фиксированное в литературе и живописи, скульптуре и музыке, ведь страх родился вместе с разумом. И кино, новенькое, блестящее, только что изобретенное и не имеющее ещё сюжета, но больше похожее на картины импрессионистов, носило его в себе:

«Возможность воспроизводить свет, тени и образы на экране в те времена сама по себе воспринималась как чудо, и это чудо нередко принимало жутковатый характер.
Откровенно жуткими были, например, киносъемки Британского общества психиатрических исследований в начале прошлого века. Вопреки названию, общество занималось не вопросами психиатрии, а исследованиями в области оккультизма, спиритизма и парапсихологии. Его члены использовали технические средства: дагерротип, фотографию, а с 1898 года и киносъемку, пытаясь запечатлеть на пленке то, чего не видит «недостаточно чуткий» человеческий глаз: например, момент отлета души от тела. С этой целью они снимали умирающих замедленной съемкой, а также проводили съемки в известных домах с привидениями и во время спиритических сеансов, дабы документально доказать существование «эктоплазмы».

Собственно, истокам же посвящены и следующие главы в той или иной степени, а как без них объяснить готику и экспрессионизм, американскую научную фантастику и европейский же fantastique, всегда танцующие свой dance macabre скорей на стороне ужаса, нежели безобидного приключенческого жанра. Темы в каждой стране свои, но мировые войны – это в первую очередь мировое кочевье, миллионы людей, идущих и едущих неизвестно куда и бегущих неизвестно от чего. А значит темы и страх смешиваются, Голливуд, конечно, отхватил себе лучших из лучших, но успешно терял их, сильно ограничивая свободу режиссеров и постановщиков, шумная, нарядная энергия ужаса побывала везде (кроме послереволюционной России, куда и по сию пору не суется, но которой обожаема – а иначе откуда у нас столько кинокритиков, специализирующихся именно на этом жанре. Мы не боимся, мы рефлексируем), то под видом человека-без-лица, то в обнаженных телах див небывалой красоты, то прикрываясь детской невинностью или вовсе растворяясь в кадре, становясь каждой деталью, светом и тенью, особым сочетанием цветов.
Киноужас обожает заимствование, он давно уже впитал культуру-до и с не меньшим пылом взялся за культуру-после, прошелся по комиксам и психоанализу, пожрал все технические новинки, а потом принялся за собратьев по экрану и начал смешивать коктейль из находок других жанров. И Комм очень отстаивает тот факт, что чтобы не оказалось в этой гигантской топке, превалирует все равно именно страх, а не социальное, психологическое и т.д. Вы же не считаете, что волк, разделавшийся с зайцем и проглотивший его, вдруг отращивает уши и становится травоядным? Так и здесь.
«Формулы страха» подробны и остроумны, в них прячется столько сюжетов и историй, что заниматься пересказом дело неблагодарное, впрочем, цитировать их одно удовольствие, чего только стоит:

«Если французская «Барбарелла» была мужской сексуальной фантазией о суперженщине, то итальянский «Дьяболик» представлял собой нечто противоположное: придуманный двумя сестрами из Милана, Анджелой и Лючианой Джуссани, он являлся своего рода женской фантазией о супермужчине: сексуально неотразимом преступнике, мастере переодеваний, влезающем в чужие окна с безукоризненной элегантностью, даже не испортив прическу. Дьяболик был эффектен, очаровательно безнравственен и, в отличие от американского Супермена, не носил ужасающих красных трусов».

Эту книгу стоило бы почитать уже ради стиля изложения, а если учесть сколько биографий, сюжетов, кинематографического анализа, богато проиллюстрированного к тому же, вместилось на двухстах страницах – то вопрос «браться или нет?» отпадает сам собой.
Безусловно, вместилось не все, так, например, не нашел отражения русский дореволюционный декаданс, а это, пожалуй, единственное время, когда и у нас была своя эстетика ужаса (в двух третях выходящих тогда на экран картин присутствовал если не дьявол, то мистический ужас сна, одержимость и прочие составляющие готического романа), не было и современной уже проявляющейся тенденции переносить жанр в формат тв, а ведь большая часть нововведений и поисков уходит в сериал, пусть все это пока имеет шаблонный вид и зачастую не так интересно, как могло бы, но все течет, все меняется (впрочем, книга вышла в 12 году, а история жанра в сериалах скорей дело последних двух-трех лет).
Ну и пара слов о самой разбивке на главы – она интересна и имеет свои плюсы, рассматривая новые витки хоррора и появляющиеся традиции работы с ним. С другой стороны, та или иная тема отражается, зачастую, в одних и тех же картинах, оттого приходится вновь и вновь возвращаться, например, к триллеру-джалло, сначала изучая его только в связи с преступлением как произведением искусства, потом фиксируясь только на главном герое – черном человеке без лица. Между тем и другим может пройти глава, а то и две, такой отрыв мешает немного восприятию. Ну и конечно разбитые на полкниги жалобы на слэшер как на конец жанра и смерть импровизации верны, на мой взгляд, лишь от части (те же фильмы категории Б шестидесятых, особенно Кормановские постановки Эдгара Аллана По – очень, очень похожий принцип используют, даже выглядят предтечей, иногда не самой удачной – а уважения к ним проявлено значительно больше, несправедливо как-то).

Итог: «Формулы страха» при небольшом своем объеме стоят трех томов разбора, материала для этого наберется предостаточно. С ними можно соглашаться, можно спорить, ведь эта книга – диалог, участвовать в котором истинное удовольствие. И её действительно не хватало, а о большом ли количестве современной литературы можно так сказать?