5

В свое время запоем прочитала гоцциевские фьябы и все, что могла найти о нем самом. До сих пор трепетно люблю этого волшебника и страдаю, когда вижу настойчивость, с которой на театральных афишах появляется имя Гольдони.

Естественно, я всегда мечтала прочесть его мемуары, тем более, что кусочки из них, опубликованных в хрестоматии по истории театра, манили. Но довольно быстро выяснилось, что перевода нет. И еще быстрее стало понятно, что вряд ли теперь им кто-нибудь займется. И тут захожу в магазин "Москва" и вижу...

Есть в "Москве" замечательный раздел - "книги по требованию наших читателей". И вот в этом-то разделе и обнаружились вожделенные мемуары! Аж, хочется увидеть, познакомиться с теми, кто "потребовал" эту книгу!
Чудо, не правда ли?

Конечно, перевод - любительский. Такого же "заболевшего" человека (переводчик - Л. Чачко). Более того, перевод даже не с итальянского, поскольку переводчик им не владел. Перевод - с французского перевода, сделанного в XIX веке Поля де Мюссе (приходящегося братом любимому драматургу). Конечно, в переводе есть ошибки на уровне имен и названий, есть неточности. Но какое же счастье, что эта книга появилась. Пусть даже в таком виде.

Приведу пока просто одну цитату. Гоцци все-таки был очень мудрым человеком - и в споре, и в ссоре, и в работе. Как он пишет о Гольдони! Споря с ним, ругая его, не соглашаясь с ним, но отдавая должное несомненному таланту, правда, по мнению Гоцци, растраченного впустую. Но цитата не о том - о наболевшем.

Нельзя отрицать силу воздействия слова на простые умы, не способные рассуждать. В ходу было одно модное выражение, имевшее странный отрицательный смысл и предлагавшее врагам науки и любой трудной работы очень удобный механизм разрушения: это слово "предрассудок". Все, что противостояло распущенности нравов, разрушению языка, разорению искусств и литературы, называлось предрассудком. Это ужасное слово, пришедшее из недр Франции, где оно служило военным кличем для широких компаний, прибыв в Италию, изменило свое значение и стало в устах самозванцев способом заткнуть рот здравому смыслу и разуму. <...> И, невероятное дело: едва заслышав это слово, самые смелые опускают голову и пускаются в бегство.

Мемуары Карло Гоцци, конечно, притягивают любителей театра, но кроме того, что это восхитительный источник подробностей о нравах театра и актеров того времени, о театральном устройстве и прочих театральных радостях, это еще и чудесная проза в духе Боккаччо. В тех страницах, где Гоцци повествует о своей жизни и двух влюбленностях...

В послесловии к своему переводу Поль де Мюссе пишет:

...Он умер в дни империи, и неблагодарные венецианцы настолько забыли Гоцци и его творения, что даже не знают точной даты смерти этого очаровательного поэта, который развлекал их в течение полувека. Карло Гоцци горько сожалел об упадке комедии дель арте и национального театра масок. Он испытал боль, видя свои пьесы полностью заброшенными и пьесы Гольдони вернувшимися в театр. Его друзья пытались скрыть от него эту революцию во вкусах публики, но он догадывался, что происходит, и говорил, улыбаясь: "Я всегда знал, что огромный багаж Гольдони когда-нибудь выплывет, как то старое тряпье, что выбрасывают из окон в каналы. Бывает такой мусор, что никак не желает оставаться на дне. Только большой прилив может заставить его исчезнуть"