5 Много слов, много чувств, много букв

Мой трехлетний сын недавно на вопрос: "Как тебя зовут?" ответил "Шахтер". Уж очень ему понравилось это слово на маминой увесистой книжке, уже несколько недель кочующей по квартире.
Даже почтальон, принесший ее в квартиру, жаловался на эту увесистость. Я тоже взяла в руку - настоящий кирпичик - 800 страниц с лишним. До этого я книг Валерия Залотухи не читала, фильмов его не смотрела, фамилии его не слышала. С чистого листа, так сказать...
Сразу для себя решила - буду очень честной в оценке, врать не умею, да и не хочу. А врать и не понадобилось. Я не книгу читала - я разговаривала с умным, ироничным и интересным собеседником - мужчиной из поколения моего отца. Мы говорили с ним о разных вещах, иногда очень далеких от меня, но неизменно мне было с ним интересно.
Я поняла, что Валерий Залотуха - мой писатель и мой человек, с первого рассказа - того самого, который дал название книге. Поняла, что я готова ехать с его героями в купе хоть на край света. Такими настоящими они были. Вот мать на перроне провожает своего сына: "Платок упал у матери с головы и лежал на мокром грязном асфальте, а ветер шевелил ее нерасчесанные волосы и полы старого незастегнутого плаща... И когда поезд тронулся, она побежала рядом с вагоном, как бегают рядом с вагоном в кино, только она не так как-то бежала, по-другому, мама была некрасивая, жалкая..." - и я провожала вместе с ней. Вот мальчик сидит в поезде и смотрит, как дождь "оставлял на стекле быстрые длинные полосы" и слушает, как стучали колеса - и я сижу рядом с ним. Вот пьяный отец, возвращаясь из Москвы со здоровым сыном, идет и целует поезд, грязные стены вагонов, двери, окна - и я готова была сделать то же самое.
Рассказы Залотухи все как один очень ёмкие, образные и удивительно тёплые. Они о детстве, о шахтерском поселке, о семье. И конечно они об отце. И признаюсь, когда я их читала, я очень много думала о своих отношениях с папой (я никогда не зову его отцом) - человеке с удивительно упрямым характером и упрямой совестью, человеке, рожденном в другую эпоху, очень дорогом мне человеке. И на какие-то вещи даже смогла взглянуть под другим углом. Но о серьезном сложно откровенно, поэтому давайте о другом.
Как же смачно пьют мужики в "Вечером после работы" (мужское счастье)! Это просто таинство какое-то, а не соображание на троих. Вот послушайте - "После второго стакана хорошо помолчать, особенно, если после первого разговор не получился. И вы молчите. После второго стакана хорошо подумать. И вы думаете. Но о чем - вы скажете не сейчас, а когда возьметесь за вторую бутылку или даже позже, потому что сам Господь Бог не может сейчас утверждать, что это вторая последняя бутылка сегодня последняя". Я не любитель этого дела, но кажется я готова выпить с этими мужиками (хотя меня в эту компанию конечно никто не взял бы) и кажется, я понимаю и зачем, и почему. И на душе от этого и грустно, и хорошо.
"Ты не умеешь петь, и даже не любишь, нет, любишь, но стесняешься как-то, но сейчас ты подпеваешь окончания слов, негромко и немного не в лад, но все равно - хорошо! И вы идете так и не смотрите ни вверх, ни вниз, потому что там все в порядке, нормально: вверху - небо, а внизу - земля..."
Ну вот, Остапа понесло, а ведь рассказы - это только десятая часть книги. И не единственное, что меня зацепило.
Дальше был "Макаров" - повесть, а еще человек и пистолет. Моё "филологическое я" просто получало удовольствие: от образа главного героя - поэта Александра Сергеевича Макарова, от семьи, играющей в "угадай автора", от иронии, сквозившей в каждой фразе, от абсурдности ситуации. И всё это на фоне лихих девяностых. Как говорится, всё это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Читать повесть "Танк "Клим Ворошилов - 2" было просто грустно. Меня как накрыло Залотухинским туманом в самом начале, так и не отпускало до самого конца: "Ночь и туман укрыли Россию и ее людей, освобождая их на время от страха быть убитыми, ранеными или взятыми в плен и избавляя от необходимости убивать самим..." Вот такие повести о войне без описания военных действий для меня самые страшные. Просто дорога, просто отступающие люди и просто танк, застрявший в реке. И экипаж танка - случайно-неслучайные люди: молодой курсант-командир Мамин, рыжий и задиристый башнер Свириденко, слегка не от мира сего механик Василий Лето и стрелок-радист, он же учитель физики, Непомнящий. Говорящие фамилии, непростые судьбы, разные взгляды на жизнь и единственное, что объединило этих людей, - танк (или война). "Небо впитывало в себя сырой земной туман и гасило им одну за другой звезды", а война одну за другой гасила жизни...
После повести "Отец" долго думалось и ничего другого читать не хотелось. После сильных книг мне всегда хочется взять время на передышку и на осмысление. Казалось бы, комедия положений, ироничная, динамичная. Но такое щемящее чувство внутри осталось - безысходности, безотцовщины, беспросветности, без...
Яркая цветастая повесть "Платки" - этакая провинциальная история, быль и небыль о том, как в небольшой городок на фабрику платков приехал американец. А там работала одна красивая русская женщина... Стоит ли рассказывать, что произошло дальше?)
К революционной хронике "Великий поход за освобождение Индии" я вообще боялась подступиться - название шибко серьезное. А читала, не отрываясь. Эту советско-индийскую сказку, переворачивающую всю историю с ног на голову. Историю, в которой сплелось абсурдное и реальное, смешное и страшное, настоящее и прошлое.
"Мусульманин"... Я знаю, что эта повесть экранизирована, но фильм не смотрела и не знаю, хочу ли я его увидеть. Даже после книги было невыносимо тяжко: "Одно горе... Горе, Коля, горе..."
Вот возвращается домой после 7 лет в Афганистане местный парень Колька Иванов - "Он пришел сам. Один. Ранним вечером. Нет, не вечером... Это было ожидание вечера, то короткое и таинственное состояние мира, когда все замирает в сладком предчувствии вечернего покоя..."
Вот увидела его деревня, встретил его брат Федька, "который, как назло, был сейчас не в тюрьме, а дома", выбежала к нему мать, крича так "страшно, утробно, словно заново рожала сыночка или хоронила его".
Вот отметить возвращение Кольки собралась вся Аржановка, пусть для этого и пришлось тетке Соне (матери) зарезать двух овечек и чуть не пол-огорода картошки выкопать, и даже "вина" (слово "водка" в Аржановке знали, но почти не употребляли) удалось раздобыть, хоть и в долг.
И всё бы хорошо, да Колька Иванов теперь не Колька, а Абдалла ("человек Бога") - мусульманин, и он не пьет, не крадет, не прикасается к свинине и молится Аллаху. "Божий человек, а мы здесь в навозе ковыряемся", - как сказала одна из героинь. Не простит ему этого деревня и не поймет его. Не найдется ему места в ней, даже в собственном доме...
После потрясения "Мусульманином" роман "Последний коммунист", завершающий книгу, немножко проиграл по силе впечатления. Да, он тоже хорош - хорош своей абсурдностью, языковой игрой, столкновением миров и поколений. Но для меня именно "Мусульманин" поставил точку в книге Валерия Залотухи.
Хотя это всё же не точка, скорее многоточие... В моих ближайших книжных планах - роман "Свечка", за который автор получил премию "Большая книга".
А вот мне стоит всё же поставить точку в моей довольно сумбурной (по свежим впечатлениям) рецензии.
Я просто рада, что эта книга пришла в мой дом - она помогла мне пережить два бесконечных больничных с ребенком, познакомила меня с новым достойным писателем и подарила мне много приятных минут. Всё.