3.5

Говоря о «Бегущей по волнам», я не могу не вспомнить «Алые паруса». Я только диву даюсь, как эти два произведения, о которых с уверенностью можно сказать – да, их написал Грин, это то его стиль и его характер! – могли произвести на меня такое разное впечатление. «Алые паруса» для меня как песня, слова которой легко и естественно ложатся на сердце. В 16 лет эта книга пришла ко мне, как красивейшая сказка о любви. В 30 – я прочитала трогательную историю о чуде, которое не даровано свыше, а сотворено неравнодушными руками. И сдается мне, и это не конец нашей с ней истории.

Теперь о «Бегущей…». Как же тяжело далась мне эта книга! Первые страницы шли с таким явственным скрипом, что только книгочейское упрямство и небольшой объем помешали мне отложить ее в сторону. Более того, шаловливое воображение почему-то наделило главного героя преклонным возрастом (седьмой десяток – ну никак не меньше!) и списком хронических хворей (это уже вольная интерпретация). А иначе – откуда эта погоня за несбывшимся? Зачем за ним гоняться в тридцать-то лет (Грин на возраст прямо не указывает, но дальше по контексту и иллюстрациям стало понятно, что порох в пороховницах явно еще есть)? Само догонит и само сбудется.

Не то что бы я не поняла эту книгу, но очевидно – не приняла. Иначе, почему мелодия, которая должна звучать так ярко и полнозвучно, кажется мне фальшивой и вымученной? Безусловно, то, что является главной действующей силой в книге, можно называть по-разному – погоня за мечтой, неведомым и несбывшимся, бесконечная вера в чудо и удачу, романтика и полет. Но для меня здесь… сплошное сумасбродство, лихорадочный порыв и взбалмошность, которая к лицу только юности. Девушка, уже перекидывающая точеную ножку за борт лодки: «Подайте мне на блюдечке этот загадочный остров, иначе…».

Ах да, а еще катастрофическое неумение разглядеть живое и прекрасное рядом, пока оно само не закроет тебе глаза трепещущими и нежными руками и не шепнет на ушко: «Ну, здравствуй, я пришла…».