5 Иди и смотри

Неожиданно – взахлёб. С головой. Без остановки. Других авторов потом – невозможно.

Это то, чего не ждёшь, то, что очень не удобно к осознанию. Удобно – «хруст французской булки», Россия, которую мы потеряли, весь цвет интеллигенции лежит на Колыме, а по вечерам в бараках мы читали друг другу лекции. Главный герой строго в белом, окружающие ранжированы и выверены.

А тут – не удобно. Главный герой – не ветхозаветный старичок-профессор в очках, он – тот самый ницшеанский сверх-человек, молодой и злой. Он раздевает себя до костей (осталось лишь 16 кг мяса) и кричит: где? Где? Где духовность? Где красота? Вера? Он даже слов этих не помнит.

Самое страшное – что это не выдумка, не стилизация, не словесные игры скучающего писателя. Повторы, срывы, обрывы, бессвязное ыыы потому что стройными текстами не выразить ужас обесчеловечивания. Назад, к Калибану и его языку.

У Шаламова, наверное, во всей русской литературе больше всех права говорить, и говорит он громче всех. Против него бессильны аргументы ученых специалистов, к нему неприменимы анализ и суждения – он лишь прокричит в ответ: А ТЫ ТАМ БЫЫЫЫЛ?

И самое, самое страшное – что это не Шаламов кричит нам. Это мы сами кричим внутри себя после «Колымских рассказов».