5 Сладость на донышке пирога

Unless some sweetness at the bottom lie,
Who cares for all the crinkling of the pie?

Банально, конечно, начинать отзыв на книгу с её же эпиграфа, но что поделать, если цитата из Уильяма Кинга по-русски приобрела смысл совершенно не тот и сам по себе, и в контексте сюжета. Кстати говоря, Кинг в своём «Искусстве кулинарии» пародировал не кого-нибудь, а Горация с его «Искусством поэзии» – держу пари, что именно древнеримский поэт и оказался «крёстным» для жертвы коварного убийства на огуречной грядке.
Сладость у пирогов обычно бывает как раз на донышке, в начинке, а если её слишком мало, то и фигурно залепленные краешки не радуют (не знаю даже, какие такие пироги со сладкой корочкой и никому не нужной сердцевиной попадались переводчику С.Н. Абовской). К чему из теста вылеплен букет, коль в пироге начинки сладкой нет? В самой истории фигурирует сладкий пирог как возможная (но не настоящая) причина смерти Горация Бонпенни, и полицейский инспектор в задумчивости припоминает стишок, который любила повторять его бабушка. «Что это значит?» – вопрошает Флавия, но инспектор Хьюитт не успевает ей ответить. Второй раз стишок всплывает в критический момент, но лишь по случайной ассоциации, и, вообще говоря, значимой роли в детективном расследовании не играет, не в пример детским считалочкам у Агаты Кристи. И всё же название дано не просто так: «пирог с завитушками» – это сам текст Брэдли, а «сладость на донышке» – оставляемое им литературное и эмоциональное тепло.
Брэдли сперва думает, а потом пишет – пусть даже не все культурные отсылки достоверны, зато безупречный стиль выдержан без нажима, и между прочим, не так уж тут много химии – ровно для вкуса. И книжная девочка Флавия совсем не обязана быть больше похожей на реальную одиннадцатилетку, чем романный country house – на настоящий. Скажу вам по секрету, настоящие они и бывают только в романах – а это как раз тот жанр, где уютная узнаваемость, если хотите, благородная несовременность, высоко ценится. Выбор и языковых средств, и деталей культурного контекста у Брэдли отличается одновременно классической чистотой и незатёртостью, как, например, упоминание в качестве эталона женственности – среди всех звёзд экрана – Оливии де Хэвилленд. Всё это, конечно, лучше смотрится на английском, но те, кто не читает в оригинале, лишены не только стилистических достоинств данного конкретного повествования, но и целой, может быть, лучшей его книги, которую, как заметила M_Е, вряд ли даже переиздадут, а тем более переведут, из-за устарелой манеры автора «описывать полстакана воды как полуполный, в то время как модно изображать полупустой» (речь идет о «Библии в обувной коробке», The Shoebox Bible ). В истории про Флавию, вышедшей через год после «Библии», то же мировоззрение ощущается не менее ясно. И ничего сложного здесь нет – сказано прямым текстом, что сдержанность английского аристократа в лице полковника де Люса скрывает любящее сердце мужа и отца; что младшая сестра на самом деле внимательно слушает «вредных» старших и скучает по рано умершей маме, которую зовёт подчёркнуто деловито, без сантиментов, только по имени; что пакостят сестрички друг другу не так уж всерьёз; что наша героиня, как и один небезызвестный герой, имеет право быть гордой, поскольку действительно умна и трудолюбива (из-за чего, как нередко случается, одинока), но вовсе не бессердечна. ‘Sweetness’ по-английски – не только «сладость», но и «доброта», «благость», «мягкосердечие», «приятность», «ласковость». Так вот, финальное письмо от короля Георга, who, как мы помним, is not a frivolous man, за подписью без пышных титулов – просто George – это очень-очень sweet. ))