5

Александр Пушкин однажды высказал мнение, что по причине «общего употребления французского языка и пренебрежения русского… ученость, политика и философия еще по-русски не изъяснялись – метафизического языка у нас вовсе не существует». Прошло почти двести лет, но вопрос «Возможна ли философия по-русски?» по-прежнему актуален. Когда говорят о непригодности какого-либо языка (или языка вообще) для целей философии, обычно подразумевают бедность словаря в части «реальных понятий», расплывчатость и многозначность слов или грамматические особенности, несовместимые с философскими конструкциями. Однако подобные рассуждения справедливы, если понимать под «философским» языком - рационально четкий язык, и соответственно под «философией» - так называемую «научную философию» или философию Нового времени. Язык рациональной философии предполагает правильное и точное употребление понятийного аппарата: слов, определений, выражений. Однако значение всех понятий и слов – в любом естественном языке - не может быть точно определено, следовательно, путем одного только рационального мышления никогда не прийти к Истине.

Говоря «философия», мы думаем о системах рассуждений. Но это слово состоит из двух, филия, любящее принятие, и софия, умение в смысле понимания. Данте переводит на итальянский: философия есть amoroso uso di sapienza, любящее мудрствование. Привычно повторяя «философия», мы давно не задумываемся, что говорим о принимающем понимании.

В цикле лекций с нефилософским названием «Мир» Владимир Вениаминович Бибихин призывает вернуться к «настоящей философии», к началу, к проблеме Единого и миру «самому по себе».
Мир как «моё представление» или мир как «все то, что имеет место», а равно любое другое определение понятия «мир», является упрощением и ограничением «существующей реальности». Вводя определение слова «мир», мы обречены говорить о понятии «мир», но не о мире как таковом. Одновременно, нет никаких разумных оснований полагать, что единый мир может быть разложен на отдельные части - элементы или фрагменты мира, объяснив которые, мы получили бы объяснение мира в целом. Кроме того, «проблема Единого» ставит под сомнение обоснованность традиционных противопоставлений духа и материи, души и тела, сознания и бытия… Но возможно, что и о мире в целом – можно только молчать. Но также возможно, что когда мы говорим с миром, мир говорит с нами.

… Возникло ощущение, что лекции Бибихина нужно не читать, а слушать, а еще лучше – смотреть. Потому что то, о чем он говорит, как мне показалось, «присутствует», «проявляет себя», не только в словах, но и в паузах между ними, в логических ударениях, в интонации, в жестах.