5 все, боящиеся морской качки

В этом залог их величия: косная тусклость миллионов — ради того, чтобы гений расы тем ярче сосредоточился в избранных единицах. Полная противоположность нам, евреям: у нас талант распыляется, все даровиты, а гениев нет; даже Спиноза только ювелир мысли, а Маркс просто был фокусник.

От этой фразы, прочитанной по пути из Одессы, стало стыдно за то, что гения и правда нет. Гений должен быть иррационален, иначе какой же он гений, а у нас все как-то слишком ясно. Даже если это история о том, как развалилась еврейская жизнь Одессы, стоило ей только выйти из тисков погромов и антисемитизма.

Каждый из пятерых решил проявить такой гений в себе. Сверхчеловеческая дозволенность, разносимая ветром перемен, погнула их семейное древо, и обобрало его плоды. Придумать такую историю, и сделать ее настоящей было бы тяжело, от того нам повезло, что Жаботинский острым глазом журналиста подметил все важные факты, и постарался не наврать. От его языка просто веет этим большим даром слова. Этот дар, к тому же, был просеян газетными гонорарами и вниманием читателей, для которых он стал набором всех чувств с остроумием в придачу. Как бы не был одиозен Жаботинский, отрезанный от литературы на русском правым крылом сионизма (это вещь запутанная), от которого в СССР времени публикации плевались. Да и как бы могли его опубликовать, если в ней вскрывалось все настоящее Торика - комиссарские погоны, которые срубят вместе с головой тремя годами позже.
В свете восстания на Потемкине между героем и "большим столичным литератором" происходит невероятная беседа, сразу после открывающей цитаты про гениев

— Почему же тогда не явиться у них(русских) гениальному полководцу?
— Современная война — как современная индустрия: никакой Кольбер не поможет, и никакой Суворов. Тут нужна инициатива каждого унтера; и больше чем простая смекалка— нужен факел осознанной воли к победе в каждой безыменной душе.
— Нету. Этот народ — богоносец; избитое слово, но правда. А вышнее богослужение, как в древнем Израиле, осуществляется трижды в году, не чаще. Бог японца — земной бог: государство; это сподручный бог, у каждого солдата в ранце, ежечасно к услугам.
— Что ж, — сказал я утешающе, -- за то многие надеются, что поражение даст нам конституцию.
— Какая пошлость! Не хочу всех парламентов мира за развороченный живот одного ярославского мужика. Стыдно и думать об этом: учитывать кровавые векселя.
— Господи, но уж если мучиться ярославскому мужику, то хоть недаром...
— Муки всегда "недаром"; все муки всегда и всюду -- родовые муки; но незримых родов, где возникают новые стадии проникновения, новые акты надземных трагедии, а не новые аршины благополучия.

Дочитали книгу? Тогда у вас снова будут выколоты глаза, вырезан язык, уши залиты воском, а живот распорот, не иначе поступили со всем одесскими высшим светом, которое так же мечась между лучинками в поисках огня, либо выгорело, либо отправилось покорять свет, либо перегорело. Но не стоит о нем горевать, это не первое поколение, не в первом месте, и ни в первый раз, которое разворошили и разогнали. Зеев своим отточенным языком поставил на книгу знак качества, ведь в ней:

Ровно столько огорчения, сколько нужно было, и ровно столько юмора, сколько можно при данной степени огорчения.