Больше рецензий

viktork

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

9 мая 2016 г. 12:45

285

4

Начал читать мемуары Гуля с серединного, «французского» тома. Все же, «русский Париж» несравненно более известен, нежели «русский Берлин» или, тем более, «русский Харбин». Наибольший объем спасшихся от большевиков русских культурных сил был сосредоточен именно во Франции. Потом некоторые перебрались в Америку, как сам Роман Гуль, связанный там со знаменитым «Новым журналом».
Перо у Гуля легкое и читать интересно. Несмотря на его романы и даже пьесу, не могу все же воспринимать как «писателя». Но журналистика, мемуаристика – это у автора выходило хорошо. Во втором томе воспоминаний, как и в других, отсутствует общее стилистическое единство. Это повествование с разноплановыми «вставными новеллами». Тут и живой рассказ о приезде в Париж (после нацистского концлагеря), и выпуклые портреты эмигрантов, и передача услышанных рассказов о прошлой России и «унесших её», и общий обзор организаций, учебных заведений, журналов, издательств, писателей и поэтов, философов, музыкантов, художников и прочая, и прочая, и – все это замечательно интересно.
Всего, конечно, не охватишь (а мемуарист вот упомнил!). Резанул рассказ о группе офицеров, которым поручили освободить государя, а они пропили деньги - разложение страны и общества было страшным! (Гуль приводит косвенные доказательства достоверности этой истории). Или, вокал: русская опера в сезоне 1929 года на Елисейских полях, гастроли хоров и вокалистов, «красные подштанники» Вертинского и «грязная стукачка» Плевицкая. У Гуля острый взгляд, «жадность до людей» и умение дружить с самыми разными типами. (Возможно, такая легкость характера и позволяла ему прожить так долго!) Но оценивает он собеседников вовсе не благодушно. Например, не смеется, когда Керенский рассказывает ему, что не помнил речи, которую произнес в суде. Если он не понимал, что говорил, то понимал ли он – что делал! Самого Гуля я уважаю, но не люблю – «герой не моего романа», так сказать. В частности, я не могу понять и принять суровость его оценок в отношении проф. Ивана Александровича Ильина. Он не может простить ему «слова» (пусть ошибочные, но исторически ведь так понятные и обусловленные), а «александре федоровне» и прочим «соплям», предавшим и погубившим историческую Россию своей глупостью и амбициями, он вполне прощает ДЕЛА, и не без удовольствия с ними хороводится. Не нам, конечно, судить этих людей и прапорщика Гуля, в их числе – испытания и заслуги здесь не по нашей мерке, но все-таки вопросы о таких противоречиях остаются. Или Гуль хорошо представлял «с чьей руки кормился» и был очень осторожен и адаптивен, что и позволило ему выжить и сделать массу полезного?
Надо читать больше мемуаров, чтобы лучше знать свою историю. Такая вот несомненная банальность приходит в голову – и разыскиваешь очередную книжку о прошлом…