4

Как модно нынче говорить, роман Ф.С. Фицджеральда “Великий Гэтсби” стал культовым, его считают шедевром американской литературы.

Признаюсь, мне неизмеримо ближе английская литература, чем американская, хотя у них один языковой корень. Может быть, дикий замес из пассионариев разных континентов, начавших селиться на “просторах прерий”, кажется, в 16 веке, вызывает во мне, чистом хоббите, органическую неприязнь? А, может, я не люблю американский индивидуализм, который, кажется, проник в их гены. Кто знает..?

Но, тем не менее, “Великий Гэтсби” мне понравился. Хотя лично я так и не уразумела, почему вокруг этого романа создан такой ажиотаж. Слоев и пластов смыслов, необыкновенной глубины поднятых проблем я не заметила или просто не поняла.

О поэзии

Удивительно красивый язык повествования. Нынче писатели отчаянно боятся надоесть читателю большим количеством печатных знаков, поэтому все их книги сплошь состоят из экшна, сарказма или иронии – чем чернее, тем лучше. Боится современный автор быть заподозренным в поэтичности восприятия окружающего мира… Но вот Фицджеральду не жаль потратить время на описание того, как красиво колышутся от дуновения легкого ветра занавеси:

Мы прошли через просторный холл и вступили в сияющее розовое пространство, едва закрепленное в стенах дома высокими окнами справа и слева. Окна были распахнуты и сверкали белизной на фоне зелени, как будто враставшей в дом. Легкий ветерок гулял по комнате, трепля занавеси на окнах, развевавшиеся, точно бледные флаги, — то вдувал их внутрь, то выдувал наружу, то вдруг вскидывал вверх, к потолку, похожему на свадебный пирог, облитый глазурью, а по винно-красному ковру рябью бежала тень, как по морской глади под бризом.

Представляете, известный циник Фицджеральд, “яркий представитель потерянного поколения” думал вот в таких категориях, сохранил способность воспринимать мир так поэтично.

Читая, я почти физически ощущала атмосферу этой гостиной, видела легкие занавеси и женщин в светлых платьях, элегантно расположившихся на тахте, легкий аромат их духов, витающий в воздухе.

Единственным неподвижным предметом в комнате была исполинская тахта, на которой, как на привязанном к якорю аэростате, укрылись две молодые женщины. Их белые платья подрагивали и колыхались, как будто они обе только что опустились здесь после полета по дому. Я, наверно, несколько мгновений простоял, слушая, как полощутся и хлопают занавеси и поскрипывает картина на стене. Потом что-то стукнуло — Том Бьюкенен затворил окна с одной стороны, — и попавшийся в западню ветер бессильно замер, а занавеси, и ковер, и обе молодые женщины на тахте постепенно опали и пришли в неподвижность.

Не могу представить себе современного мужчину, способного вот так застыть, слушая как полощутся и хлопают занавеси и поскрипывает картина на стене. Возможно, занавеси нынче не те, или картины на стенах скрипят иначе…

О смыслах

Любой думающий человек, осознающий, что жизнь – это больше, чем карьера, положение в обществе, достаток, рано или поздно сталкивается с неприятным фактом, что для большинства людей жизнь заключается именно в вышеупомянутых вещах. Вот как об этом писали братья Стругацкие:

…для всего человечества опасно мещанство. Мещанин — это все-таки тоже человек, и ему всегда хочется большего. Но поскольку он в то же время и скотина, это стремление к большему по необходимости принимает самые чудовищные формы. Например, жажда власти. Жажда поклонения. Жажда популярности. Когда двое таких вот сталкиваются, они рвут друг друга как собаки. А когда двое таких сговариваются, они рвут в клочья окружающих.

братья Стругацкие, “Стажеры”

Мне кажется, это одна из центральных мыслей романа “Великий Гэтсби”. Этот роман не о стремлении к мечте, не о любви и даже не только о “веке джаза” , он о том, как …эээ… ужасно мещанство. И, прежде чем, твоя рука поднимется в указующем персте на сучок в глазе брата, имеет смысл благоразумно пошевелить бревнами в своем глазу… Да, эта омерзительная скотинка сидит в каждом из нас.

Я не мог ни простить ему, ни посочувствовать, но я понял, что в его глазах то, что он сделал, оправдано вполне. Не знаю, чего тут было больше — беспечности или недомыслия. Они были беспечными существами, Том и Дэзи, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за свои деньги, свою всепоглощающую беспечность или еще что-то, на чем держался их союз, предоставляя другим убирать за ними.

Одиночки или плач Ярославны.

Я могу очень ошибаться, но в Джея Гэтсби Фицджеральд вложил частичку себя. Ведь по сути кто такой Гэтсби? Не бутлегер-аферист, не одиозная фигура, будоражащая “высший свет”, не человек, выдающихся способностей, потративший их впустую, и даже не граф Монте Кристо. Никто его так и не понял: ни партнеры по “бизнесу”, ни многочисленные знакомые, ни женщина, которую он любил, ни даже отец. Только Ник Каррауэй, недолго зная Гэтсби, увидел Джея таким, каким он был – мечтателем, бесконечно далеким от “реальной” жизни, вечным одиночкой.

Настолько ли Гэтсби был загадочен или Ник Каррауэй настолько проницателен и умен? По большей части людям неприятно сталкиваться с тем, что так непохоже на них – привычное и комфортное большинство. Гораздо проще сделать вид, что ничего, собственно, и не было. Ну, может, лишь досадный эпизод, бытовуха – убийство на почве ревности, не больше.

Ну вот точно как на картине Брейгеля “Пейзаж с падением Икара” (вы видите Икара на картине?)

И только Ник Каррауэй, глядящий на темные воды пролива Лонг-Айленд, оплакивал Джея Гэтсби, такого, каким он был на самом деле: мечтателя, грезящего о, возможно, несуществующей звезде, но преданного до конца своей мечте. Он оплакивал мечтателя, который есть в каждом из нас…

Гэтсби верил в зеленый огонек, свет неимоверного будущего счастья, которое отодвигается с каждым годом. Пусть оно ускользнуло сегодня, не беда — завтра мы побежим еще быстрее, еще дальше станем протягивать руки… И в одно прекрасное утро…

Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое.