5

Об этом романе Чингиза Айтматова слышал столько раз, что давно уже нужно было его прочитать. Однако только волшебный пинок в виде годового флэшмоба изменил ситуацию решительно и окончательно.

Как мне показалось, у этой книги явная двойственная, а может быть и тройственная природа.
При всей своей художественности она настолько публицистична, что неизвестно, какое начало выражено более сильно и ярко. И когда читаешь строки, наполненные картинами природы или исполненные из нутра волчьих личностей, то обеими руками голосуешь за художественное начало романа. Но затем идут наполненные страстью и страданием строки и страницы о бедняге несостоявшемся мессии, и острая социальная направленность выпирает явственным жёстким рельефным костяком, а потом идут наполненные глубокой историей картины суда Понтия Пилата над Иисусом назарянином, и с изумлением понимаешь, что находишься внутри исторического повествования. А потом опять идут горькие публицистические рассуждения и призывы и возгласы и вскрики автора о бедстве наркотиков, и тут же горькие картины разрушения природной основы своего существования самим человеком...

А сила авторского дарования такова, что при чтении страниц с горькой судьбой двух смертельно ужаленных людьми волков осознаёшь, что готов сам вступить в волчью стаю и встать плечом к плечу с этими двумя лохматыми в их праведной гневной борьбе со своими обидчиками. А при чтении страниц, повествующих о двух нелепых попытках ищущего своего бога Авдия переломить сложившийся людской наркотический транс и вернуть в колею человеческой обыкновенной судьбы отщепенцев и законченных преступников — попытках беспомощных и потому совершенно безнадёжных — при чтении этих страниц конечно же сочувствуешь бедняге Авдию. Но когда проживаешь куски жизни вместе с овцеводом Бостоном, то тут уже понимаешь, что и сам уже готов вместе с ним выйти на смертный бой с сошедшими с ума Акбарой и Ташчайнаром, и сам готов вместе с Бостоном расколотить об дурацкую пьяную башку сволочи Базарбая бутылку шампанского...

Понятно, что книга практически полностью принадлежит своему времени — середине 80-х. И понятно, что действительность во много превзошла горькие предвидения Айтматова — и по наркотическому направлению, и по морально-волевому износу современного общества, и по экологическим линиям повествования...
Однако нельзя утверждать, что роман устарел — его строки и страницы по-прежнему кровавят души и ранят сердца, а значит книгу рано списывать со счетов и ставить на запасные полки.