4.5

Это книга трёх героев. Не одного — трёх!

Первый, главный, чьим именем она и названа.
Конечно же, «Евстигней» Евсеева — биография человека неординарного, талантливого.

Истинно русский, особого покроя гений (мрачновато-весёлый и угрюмо-стремительный), как истинно русский тип...

Да, это он — родоначальник русской классической музыки, русской оперы, русской светской музыки. Создатель и первой народно-песенной оперы, и первой психологической оперы в России.

Гении всегда вызывают восторг и уважение. Ломоносов, Ван Гог — список можно продолжать. Все они известны и сейчас. Особенно если они — самоучки.
Кто-то скажет, что Евстигней не самоучка, нет. Что он получил образование. Подумать только, он — первый официально обученный в Академии художеств музыкант. Несмотря на то, что изначально музыкального направления в Академии не предполагалось. Первый русский академик Филармонической (Филармондской называет её наш герой Евстигней) Академии в Болонье, Мастер Композиции. Но чего ему это стоило!

Он сам сделал своё имя. Буквально сделал — определил, как оно будет звучать. Вообще, он всё сам — сам назвался, сам решил заняться музыкой, несмотря на то, что учили его на архитектора, сам добился того, чтобы смочь играть, несмотря на позднее начало занятий музыкой: разработал пальцы, усилил руки. Сам выучился нотной грамоте. И сам же решил придумывать музыку. Не знаю, насколько книга Евсеева правдива, но если ему верить — большой помощи Евстигнею никто и не оказывал. Сам, всё сам!

И уже только ради знакомства с его нелёгкой жизнью стоит прочесть эту книгу. Жизненный путь великих людей сам по себе всегда интересен. Однако сама книга была б вполовину, а то и на две трети хуже, если б в ней не присутствовали ещё два немаловажных героя.

Дальше...

Один из них — Российская империя времён Екатерины. Век Просвещения! Периоды жизни Евстигнея автор разделяет меткими ремарками, содержащими описание быта, мировоззрения русских людей, рассказывающих о войнах и победах Империи, политических интригах. Эти вставки-инкрустации рассказывают о вершках и корешках царствования государыни Екатерины, оттеняют жизнь пушкарского сына. Придают повествованию глубину и оттенки.

Не просто так встречаются в тексте Фонвизин и римский солдат Евстигней, не зря автор восхваляет Век Просвещения и тут же приводит размышления капитана лейб-гвардии о том, что мальцу он бумагу, подтверждающую возраст, доверит, а вот согласия на обучение солдатского сына не даст!
Да, именно так встретили простые люди нововведения императрицы. Возможность обучить грамоте, дать образование простым людям. Можно ль помыслить?!

Кто-то скажет: «Это просто поначалу, с непривычки». Ой ли?
Почти всю книгу автор лишь намекает на жёсткость государыни. Намёк тут, полслова там. Но в конце во всей безобразной красе предстаёт пред читателем правда, те самые корешки. Кровавые!

Нет, что вы! Всё в пределах приличий. Никаких казней. На людях жестокости — ни-ни! Генеральше ни слова грубого, ни намёка. Да и зачем? Достаточно двух слов верному псу, чтобы неугодную со всем почётом тайно с бала вывезли, жестоко — кнутом неоднократно по голой нежной коже — наказали, и туда же, на бал, в приличной одежде вернули. Будто б ничего и не случилось!

Другие неугодные послушно, по первому приглашению, сами в гости к палачу Шишковскому, Степану Иванову сыну, идут. Зачем? Тайна сия велика есть. Но факт остаётся фактом. Если, конечно, действительно существовало то кресло и тот механизм, с помощью которого крепко, до смерти (!) высекли столбового дворянина.

Так их, российских искусников ремёсел и слов! Веку Просвещения радуйтесь, но на императрицу не забывайте оглядываться. Дабы сберечь задницу, не повторить участи стихоплёта известного! Он лишь раз в гости заглянул, да через две недели скоропостижно и преставился.

Мания издевки. По сути, всё то время полностью умещалось в этих двух словах. Несмотря на декларируемое просвещение, на невиданное до той поры обучение детей низов грамоте, состояние сочиняющего, положение сочинителя (и музыки, и всего иного) при Екатерине было неощутимым: зеро, нуль!

В "оперской сказке" у государыни для русского народа никаких слов и впрямь припасено не было. Рукою самой императрицы в местах, кои подозрительны в смысле возможного вольнодумства, было начертано "Далее следует пантомима".
Купцы, посадские, работные люди (колесники, мирошники, бондари), также и чёрное духовенство, и хрестьяне окрестные — все они на театре присутствовали. Но изъяснялись немо: сплошь одними жестами.

Именно так! Какие там вольности? Куда там грамоте? Сколько б императрица ни учреждала академий, истинного просвещения народ не видел. Не верите? Тогда прислушайтесь к свидетелю, самому Евстигнею:

Выучили и отринули! Показали друг другу, как детей нижних чинов обожают, — и квит. И к новому менуэту перепорхнули, к очередному званому обеду. А ты — погибай в отчаянии, учи дурошлёпов и дур! Да ещё при том проявляй великодушие и терпенье...

Как вам жизнь при Екатерине? Тепло ль, много ли света от такого просвещения? То-то же!

Другой, не менее важный герой — музЫка. Она первая встречает читателя, сопровождает всю книгу, рассказывает свою историю, помогает другим героям и скрывать эмоции, и показывать их. Да сам текст мелодией словно пропитан! Он — живой, дышащий, звучащий непривычным говором XVIII века. Непривычно поначалу, но довольно быстро музыка, спрятанная в буквах, завораживает, втягивает в ритм чтения.

Более всего автор за музЫку переживает. Никак не найти ей своего места при Екатерине! МузЫка в то время — лишь постольку-поскольку. В операх матушки-императрицы — с краешку осторожненько постоять ей дозволялось. Но — не более! Зелёный, только отучившийся капельмейстеришко решил музЫке заглавное место в опере отвести? Оперу в расход, наглеца — в забвение. Ни ему, ни имени его известности не давать. Пущай всю жизнь крохами перебивается, неудовольствие императрицы помня! А музЫку — в строгости держать, лишь паузы в опере позволять заполнить. Да можно ль сейчас мир без музыки представить, оперу без песен? Немыслимо! Однако ж в то время это было в порядке вещей.

Ближе к концу книги вельможи, правда, её приласкали. Но не музЫку — меломанию. Фальшивую, лживую, неискреннюю…

Так и кружат по книге в извечном танце три главных героя — опальный капельмейстер, Российская Империя и музыка на правах невзрачного, нелюбимого приёмыша. Казалось бы, что может человечишко, малая, пространственно-временная, напитанная мыслью и плотью точка, против махины — целого государства? Империя — гнёт, ломает, не даёт писать своё, развернуть свой гений. Однако ж Евстигней — не просто человек. Он — композитор! Он мыслью своей преобразил музыку звучащую. Писал, правил, учил других тому, как надо, как дОлжно быть. А Россия — не просто мысль! Но и мелодия образа! Мелодия мысли! Без музыки — никуда. Ведь многое в жизни театрального прикрытия требует. А попробуйте в театре совсем без музЫки обойтись! Если это не пантомима — не получится. Молчащий театр — сух, пресен, публике быстро наскучит. И даже Екатерина понимала, что народу веселье нужно. А раз так, то и музыке — звучать!

И как в детской игре Камень — государство, тупит Ножницы — композитора. Композитор же в свою очередь режет, правит Бумагу — музыку. МузЫка же обёртывает, окутывает Российскую Империю — камень, исподволь изменяя её, внося коррективы. Так в книге, так и в жизни. Как два века назад, так же и сейчас, в современности.

И отрадно, что не всё безнадёжно. Что есть изменения с того времени. Русская опера, русская музыка окрепла, стала известна на весь мир, заняла своё место. Надеюсь, мне доведётся когда-нибудь услышать легендарного «Орфея» Фомина, и я смогу сама оценить его детище.