2

У меня есть знакомый, которого в младенчестве крестили в католической церкви. Он не воцерковленный, но иногда - в трудные периоды жизни - его тянет в Церковь: поставить свечку, побыть возле икон, попросить о помощи. Проблема в том, что костел в нашем городе один и находится далеко от места, где живет мой знакомый, поэтому он ходит в православный храм. Объясняет это просто: "Так ведь Бог же один!". На вопрос: "А почему тогда не пойти в мечеть? Или в синагогу? Раз Бог один..." ответить не может.

Эта история имеет прямое отношение к Евгению Водолазкину и его книге "Лавр". Жил-был на свете филолог, да не простой, а с кандидатской и докторской диссертациями. В какой-то момент захотелось ему написать роман. Ну, и о чем может написать ученый, специализирующийся на древнерусской литературе? Какие тексты он по роду своей деятельности читал? Поиграем с автором в ассоциации: средневековье, княжества, православие, жития, святые. "Ну, и чего тут думать?" - мысленно воскликнул Евгений и взялся за перо клавиатуру.

Давайте заглянем в одно из интервью автора. Вот, что он говорит о вере:

Да, я верующий, православный. Другое дело, что я не могу назвать себя образцовым православным. Есть люди, которые считают, что православные должны как-то по-особенному одеваться, держаться. Я не такой. Я паршивая овца в этом стаде. Для меня вера — это больше внутреннее состояние.

Человек взялся выдумать житие святого не избавившись от подросткового бунтарства, не обретя реального опыта общения со старцами, жизни в монастыре, основываясь только на своих научных знаниях и чтении какой-то литературы по теме. А если бы Водолазкин учил в институте арабский, он бы взялся толковать Коран?

* * *

Бывают такие произведения, которые очень трудно критиковать. Ты точно знаешь, что прочитал какую-то гадость и у тебя даже есть аргументы, но любой из них легко оспаривается одним словом - "вкусовщина"! И прежде, чем я попробую высказать эти аргументы, придется набраться наглости и сказать: "Нет, мое мнение не вкусовщина! Я убеждена, что прочитала плохую книгу, замаскированную под хорошую".

И начну со "святая святых" произведения - времени. Водолазкин хочет показать, что время не существует, для чего ставит в одной книге много экспериментов. И первый из них языковой - автор смешивает языки разных эпох: средневековый монах у него произносит слово "тет-а-тет", неграмотная девчонка радуется "комплименту", а юродивый употребляет современный сленг и чуть ли не ботает по фене. Второй эксперимент называется "пластиковая бутылка": она обнаруживается под стаявшим снегом в средневековом весеннем лесу. Автора этим не попрекнул только ленивый, он же продолжает настаивать, что придумал эту бутылку специально, чтобы показать отсутствие времени. Третий эксперимент - многократная смена точки зрения: в ограниченном повествовании от третьего лица (в основном от лица главного героя) в любой момент может появится автор и дать читателю историческую справку по какому-либо вопросу. При том, что читатель ни о чем автора не спрашивал...

Каждый из этих экспериментов сам по себе - уже рисковая затея. Мало в мире авторов, которые, нарушив правила, выдавали в итоге гениальное произведение. Смешать же столько разных экспериментов в одном произведении, да еще и постоянно оправдываться в интервью и объяснять непонятливым смыслы, сверхсмыслы, недосмыслы всего вот этого... в общем, если твоя задумка никому не понятна и приходится ее объяснять, значит она плохая.

Отдельно хочу сказать о том, зачем все эти опыты над читателем и литературой ставились - об идее отсутствия времени. Для Бога времени действительно нет. Мы все для него живы, а события воспринимаются им так, как мы не можем себе даже вообразить. Мы не можем, а Водолазкин пытается, но все мимо, потому что не мимо быть не может. А если кто, начитавшись интервью автора, что-то такое почувствовал, то это говорит лишь о внушаемости и склонности к гордыне.

* * *

Автор, конечно, дитя своего времени, а современная литературы полна физиологии в ее самых мерзких проявлениях. Не могу вспомнить ни одной современной книги, в которой не упоминались бы, пусть даже и вскользь, разлагающиеся трупы, испражнения, совокупления, сиськи-письки или что-нибудь еще мерзкое. Ну, и в любой современной книге можно обнаружить сквернословие. Поэтому я стараюсь современную литературу не читать. В случае с "Лавром" я сделала исключение, поскольку книга позиционировалась, как православная, и я искренне не ожидала подвоха. Но подвох там был!

Вот то, что я написала в дневник сразу после прочтении первой части книги:
Понятия не имею, как объяснить нынешним узколобым писателям, что сочувствие к их персонажам не обязательно должно сопровождаться отвращением и рвотными позывами.

Хотя чего удивляться, когда положительная критика выглядит так:

Т. Морозова в рецензии для журнала «Знамя» отметила удачно выбранный Водолазкиным тон повествования, в котором нет «картонной архаики, „древнерусской тоски“, и тяжеловесного резонерства». По её мнению, «автору удается соединить редкую для серьезной литературы занимательность с интеллектуальным и духовным началом».

Эмоций, как видно, было много. Но я не вижу смысла что-то добавлять или как-то сглаживать это первое впечатление.

* * *

Ну, и подытоживая.

Автор, взявшийся писать книгу о православии, должен понимать меру своей ответственности перед Богом. За каждого, кого книга собьет с пути, через кого она прорастет сорными мыслями и гадкими чувствами, за всех, кого она прельстит, ему придется дать ответ перед Богом. По этому поводу отлично сказал протоиерей Андрей Ткачев:

Лучше разочароваться в своем призвании и ничего не выпустить в свет, чем наплодить незрелых или просто вредных произведений, за действие которых на людей потом придется отвечать Создателю.

Мне нечего к этому добавить.