3.5 Откуда у хлопца испанская грусть?

Принадлежность к титульной нации развивает в человеке глубинное самоощущение иного рода, чем к завоеванной. И с этой точки зрения мне никогда не понять ирландцев. Принадлежность к нации, бесспорно, талантливой и яркой, но в силу причин географического, климатического, исторического и политического характера живущей много хуже соседей, тоже развивает в человеке определенного рода самоощущение. И с этой точки зрения ирландцы очень близки мне. И с той, что алкаши, лентяи, драчуны, всегда имеющие оправдание для своего бедственного положения: "Не мы такие, жизнь такая!" И с той, что уровень несвободы: внешней и внутренней, сводящий завоевания демократии к незамысловатой формуле: "Хочешь сей, а хочешь куй, все равно получишь..." А значит - на самом деле жизнь такая.

Отчего так происходит? Просто одним везет больше, другим меньше - лотерея. У нас наш богатый правдивый могучий свободный. Ни в коем случае не умаляю достоинств ирландского языка, но есть объективные критерии: количество носителей, уровень распространенности, частота употребления, возможность использования в качестве посредника, культурное наследие, опирающееся на язык - наконец. Тут мы богачи по сравнению с ирландцами. Как говорил друг: "Мне важно жить в городе, где сотня театров. Может я десять лет ни в один не пойду, но всегда знаю, что могу это сделать. Или дети смогут, если захотят".

Разница между нами и ирландцами в этом смысле, как между петербуржцами и жителями деревни Большое дышло. Жить можно, однако... Они на редкость бедные люди. Махровая идеалистка и убеждена, что пространство, создаваемое языком, шире и глубже просто коммуникаций. Не автострады и железные дороги и даже не заправки с полустанками по обочинам, но маленькие сонные городки и большие города с мостами, дворцами, иллюминированными набережными; горы и моря, острова и материки и бездонное надо всем небо. Мир.

Или хлев. Когда большая часть культурного наследия

"нетленные книги, в которых сказано, что именно в полночь приходят в дом два человека с бутылкой на пинту с четвертью, чтобы сосватать женщину"

- это хлев. Или свиной загон. Придание статусности языку, по сути, исчезающему - есть спекуляция и попытки гальванизировать труп. Все, что хотела знать о гэльском возрождении, но стеснялась спросить, есть в главе "Улисса" о циклопе. Помните Гражданина с его псом и с бесчисленными бляшками, изображающими героев Ирландии, привязанными к поясу?

Я ведь не ошибусь, если оценю отношение Джойса, а вслед за ним О`Браейна к подобного рода гейславянским вывертам на местной почве, как саркастичное? Думаю, нет. Ну и зачем тогда читала книгу, если доброго слова о ней не скажешь? Скажу. Читала, потому что перевела на русский Анна Коростелева, нежно любимая за "Школу в Кармартене" и поначалу сочла автором ее (очень уж одиозный псевдоним "Майлз на Гапалинь" - приняла за литературную мистификацию по типу "рукопись, найденная в бутылке"). А разобравшись, уже не могла бросить.

Почему? Потому что это хорошая книга. Исполненная горькой нежности к малым мира сего, для которых "жизнь такая". Что ж делать, коли судьбою причислен к неугодному небу зверью? По-волчьи выть. Или сопеть и похрюкивать, как Морской Кот. Или поселиться в пещере под морем, как Седрик. Или в пещере над облаками, как О`Понас. Или в мешке, как герой рассказчик:

"-Бонапарт, сын Микеланджело, сын Педара, сын... - Йер нам Джамс О`Доннел!" - "Твое имя русский Ваня".

Да ладно, фигня, прорвемся. И мы и они.