5 Умная ненужность

Читая книгу Дональда Рейфилда о Чехове, я наткнулся в рецензиях на упоминание книги Александра Чудакова об Антоне Павловиче. Начал читать – и будто из клозета перенёсся в цветущий сад. Да Чудаков на голову выше Рейфилда! А может, и на целый корпус. Перехваленный британец демонстрирует мышление на уровне гениталий и заднего прохода (почитайте сами – убедитесь). Однако сколько охов и ахов вокруг его книги! А о великолепной, умной, одухотворённой книге Чудакова на LiveLib – всего один отзыв (теперь, слава Богу, два). Что ж, мышление и духовность не у дел в современной России, демонстрирующей упадок ума (при том, что страна компьютеризирована) и души (при том, что везде открыты храмы Божии). Главное отличие сравнительно тонкой книги Чудакова от толстенного гроссбуха Рейфилда – то, что в исследовании Александра Павловича (у него и отчество, как у Чехова) ощущается присутствие духа, возвышающего человека над косной материей. Того самого духа, который и сделал Чехова великим писателем. Хотя формально Антон Павлович был не шибко верующим.
Книга Чудакова – не просто умная, она учит думать, это прямо-таки учебник литературоведческого мышления. Например, можно ли целиком доверять воспоминаниям Александра Чехова, старшего брата писателя, об их жизни в доме отца? Автор показывает духовную эволюцию писателя: начиная с желания молодого Антона стать богатым мещанином - в социальном смысле этого слова (кстати, это характерная черта и нашего времени) до неприятия мещанского существования. «Тяжесть такого быта – в утомительном однообразии, бессмысленной повторяемости домашних дел, которые на другой день в том же количестве набегают снова, в их отупляющей нескончаемости, что особенно тяжко для юного сознания, которое заполняется этим целиком. Но не только для юного – потом Чехов покажет, как при постоянном контакте с недуховным, при отсутствии внутреннего сопротивления человек погружается в «бытовое» полностью, как мир духовный целиком замещается миром вещно-бытовым». Насколько современно звучит эта мысль для нынешнего общества, погрязшего в вещизме!
Чудаков тонко вышивает ткань повествования. Вот он описывает вещи в таганрогской лавке: казалось бы, скучная тема, но всё сделано настолько мастерски, что возникает зрительный образ. И вдруг – о чудо – звучит голос приказчика из рассказа «Полинька». Или другой пример: до чего талантливо подан протоиерей Покровский – учитель Чехова в гимназии! И прямо от него протянут мостик к церковнославянизмам Чехова. Ещё один колоритный момент: Чехов плавает рядом с плывущим пароходом в Индийском океане, прыгая с носа корабля и хватаясь потом за кормовой канат. Прямо спортсмен – моё почтение! У Рейфилда же Чехов ныряет только в детстве, а потом гуляет по набережной Ялты едва ли не в стиле Беликова – «человека в футляре». Вообще Чудаков приводит интереснейшие факты, которых нет в унылой биографии кисти (весьма слабой кисти) Рейфилда. Хотя тот сделал вроде бы подробнейшее жизнеописание Чехова.
Я читал беседу с Рейфилдом на радио «Свобода» – и постоянно вспоминал словосочетание «низкопоклонство перед Западом». Ещё Грибоедов писал: «Дверь отперта для званых и незваных, особенно из иностранных». Вывод неутешительный: мы не ценим своего, даже когда оно лучше, чем заграничное. Рейфилд в биографии Чехова обыгрывает тему нужника. А Чудаков – получается, ненужный: в прямом и переносном смысле. Лишний человек, умная ненужность!