3 Пять причин, по которым я больше никогда не буду читать Гюго

Это не рецензия. Просто хочется точно запомнить, почему я больше не должна читать Виктора Гюго, ибо первые две попытки были недостаточно убедительными, наверное.

1. Однажды давным-давно… Вот такое ощущение от первых глав романа, в которых Гюго, как всегда, начинает очень и очень издалека. Епископ Бьенвеню прекрасный человек и никто с этим не спорит (ибо раскрыть рот от налипшего сахара все равно не получится), но правдоподобность его влияния на бывшего каторжника не стала бы меньше, если бы описание его добродетелей заняло в несколько раз меньше страниц. Ну и патока, конечно, ее было слишком много даже для сентиментального Гюго. Именно на этой части я сломалась в первый раз, когда взялась за "Отверженных" на первом курсе университета. То есть до Жана Вальжана я так и не дошла. И не зря…

Дальше...

2. Жан Вальжан и его 19 лет каторги. Это вообще один большой разочаровывающий обман. Вспомните это драматичное начало. Я имею в виду настоящее начало, когда Жан Вальжан появляется на сцене. Зловещая тайна окутывала этого человека, которому никто не хотел дать приют на ночь, которого не хотели накормить за своим столом, от которого шарахались все, едва узнавали его. И даже собака выгнала его из своей конуры! В общем Гюго он такой… Гюго. Можно понять мои ощущения, когда оказалось, что герою дали только пять лет за кражу буханки хлеба (достаточно и этого, чтобы понять все несовершенство судебной системы Франции, не нужно было писать об этом чуть ли не самостоятельную часть романа), а остальные 14 ему добавили за попытки бежать. Причем когда об этих попытках читаешь, хочется не то плакать, не то просто отложить книгу и закрыть лицо руками. Характерно замечание автора о том, что если бы Вальжан хорошенько подумал, то он, наверное, не стал бы совершать этих попыток вовсе… Видимо, это отличительная черта героя – не думать.

3. Очень большая маленькая деревня. Оказалось, что Париж это такая литературная версия "Санта-Барбары", где все неожиданно встречаются, вовремя подслушивают что надо и что не надо, скрывают имена, меняют личности и демонстрируют либо ангельские души, либо сердца черные от порока (при этом глядя в камеру с явно читающимся на лице коварством – это я про Тенардье, если что). Далее спойлеры, если они кого-то могут смутить в классическом романе. Инспектор Жавер обязательно должен работать в городе, где мэром (! – на этом я даже останавливаться не буду) стал виденный им в далекие времена каторжник; спасаясь бегством Вальжан забирается в женский монастырь, где садовником работает человек, которому он когда-то спас жизнь; Мариус, который встретился в Козеттой, влюбляется в нее, теряет ее из виду и случайно сталкивается с ней у соседей, которыми оказываются Тенардье, которые когда-то воспитывали Козетту, которая их не узнала, и которые выкинули на улицу Гавроша, который случайно встретил своих младших братьев, не зная, что они его братья, и который оказался на баррикадах, на которых оказался и Мариус, отец которого был когда-то "спасен" Тенардье и который прежде обратился за помощью к местному "участковому", которым оказался Жавер, который… Дальше можно начинать сначала. К слову численность населения Парижа тогда составляла около 800 тысяч человек, так что, серьезно, какова вероятность того, что через страницу будет выпрыгивать "бог из машины"?

4. Отступления. Как же здесь много длинных отступлений, под которые автор выделяет отдельные книги. Когда Гюго пространно описывал французскую пенитенциарную систему и ее влияние на человеческую душу, я просто печально подумала о том, что вот еще один писатель оказался не в состоянии справиться со своим гражданским пылом. Попадая на нечто подобное в книгах, я всегда удивлюсь. Мне кажется, что художественный мир, сюжет, герои должны говорить сами за себя, а если автор начинает толкать речь с трибуны, отодвигая повествование в сторону, то что-то не то происходит с его творческим гением. Но это были мелочи, потому что я еще не добралась до книги о Ватерлоо – почти сотня страниц о том, что не имело никакого отношения ни к сюжету, ни даже ко времени повествования – и все ради нескольких абзацев о том, что там встретились два персонажа, и встреча эта будет иметь некоторое значение в дальнейшем. После этого я впадала в отчаяние каждый раз, когда Гюго начинал свои рассуждения, предваряя их фразами вроде: надеюсь, читатель позволит мне это отступление… Особенно огорчительно, что все эти разглагольствования практически ничего не добавляли к повествованию, а только к объему. Зато у читателя есть шанс не только прочитать красочное описание Ватерлоо с предпосылками и выводами, но и узнать о порядках в одном очень суровом монастыре с пространным взглядом в его историю и будущее, истоках и культурном смысле арго, истории парижской канализации и много чего другого.

5. И тайнам его несть числа... Заходы издалека, которые я не люблю, сочетаются у господина Гюго с еще одной чертой, которая меня просто нервирует – он любит создавать тайну там, где ее нет. Уже давно становится понятно, что Жан Вальжан это господин Мадлен, господин Белый, посетитель таверны Тенардье, и что эти самые Тенардье это соседи Мариуса и прочие более мелкие и не такие издевательские по отношению к читателю примеры. Однако Гюго упорно продолжает наводить туман, говоря "этот человек", "незнакомец" и так далее в том же духе.

Разлив яда закончен, написалось то, что вспомнилось сразу, придираться к ерунде уже не буду, скажу только, что и в моих глазах у этого романа есть достоинства и первое из них это Фантина. Благосклонно забудем о том, что она сама виновата в своих бедах, да еще отдала свою трехлетнюю дочь Тенардье, потому что они показались ей приличными людьми (!! – что скажешь, интуиция у нее была ни к черту. Почему нельзя было представиться вдовой с ребенком, если в итоге она все равно так глупо прокололась?) Но ее история после увольнения просто душераздирающая – я давно не плакала над книгами, но вот тут соблазн был велик. Трудно даже представить себе такое ощущение сплошных тупиков и давления со всех сторон – до сих пор удивляюсь, как она сама не положила конец своим мучениям.

Еще из плюсов – отдельные моменты на баррикадах и Гаврош (исключая, правда, именно баррикады). И конечно, эпизод, когда Вальжана хоронили живьем - кровь стыла в жилах, пусть даже я и знала, что все обойдется. В остальном почти так же чудовищно предсказуемо, как и "Человек, который смеется".