3.5 Светлая память против тёмного прошлого

Когда хочется настоящих ужасов, беру и читаю документалистику. Я подозреваю, что страшным сущностям вроде вампиров или древнейшего зла я мало интересна, а маньяки найдут себе жертву попокладистее, так что пугают меня вещи, которые потенциально могут случиться со мной. Я искренне надеюсь, что блокада никогда не повторится, но вариант с полной задницей военного характера, когда придётся жрать сто граммов хлеба в сутки и проживать без "современных удобств" я иногда рассматриваю всерьёз. Мало ли.

"Повседневная жизнь блокадного Ленинграда" выделяется из ряда документалистики про блокаду, потому что большая часть книжек была написана в советские времена и изрядно "облагорожена" или зацензурена. О многих вещах в принципе нельзя было говорить публично, чтобы не замарать подвиг советского народа и ленинградцев в частности. Тем не менее, многие подозревали, что не всё так было гладко в блокадном Ленинграде, и на сотни людей, стойко сохраняющих моральные устои, помогающих другим и просто героев приходились и отъявленные негодяи, которые тоже пережили блокаду, благодаря действиям не очень красивых. О них принято умалчивать, хотя их действия и влияние было огромно. Барыги, мародёры, каннибалы - тёмная сторона и без того не очень светлого блокадного Ленинграда. Книга не только о ней, но в кои-то веки обо всех этих гадостях рассказывают наравне с подвигами выживания. Ведь это тоже быт, тоже повседневность. Было - и не забыть теперь, не прикрыть красным стягом. Может быть полезно кому-нибудь, чтобы знать, чего опасаться случись что.

О чём не так часто говорят другие источники?

Невыносимый срач. Так как канализация замёрзла в первые же дни отключения коммуникаций, а сил выносить ночные горшки не было, их выливали просто в окно или на лестничную клетку. То есть, большинство парадных были далеко не парадными, на них были какашечные застывшие ледяные горки. Что примечательно, привычка опорожнять ночной горшок и выкидывать мусор через окно в собственный двор осталась у многих блокадников на долгие годы, так что её смогли штрафами и скандалами искоренить только через несколько лет после завершения блокады.

Мародёрство, кражи, грабежи. И это не только про то, что забирались в пустые дома, крали котиков и собак на жрачку. Если человек падал на улице от слабости, его в большинстве случаев просто раздевали и оставляли околевать на морозе, прикрыв лицо какой-нибудь тряпкой поплоше. Снимали всё вплоть до нижнего белья, про сумочки-карточки и говорить уже нечего. Не будь таких мародёров, может, кто-то из упавших на улице смог бы оклематься.

Каннибализм. Тех же упавших на улице банально сжирали. Очень многих. В книге приводятся только примерные цифры, но даже по ним можно судить, что если труп не успевал остыть за ночь, то с большой вероятностью его уродовали, вырезая мягкие части. Реже уносили почти всё, оставляя только голову, но так как трупов было много, то нужды в этом особенной не было. Интересно, скольким людям помогло это выжить? Как они потом с этим жили дальше? Вспоминали ли? Рассказывали ли?

Драки за хлеб. В очередях за пайками хлеба их отбирали у стариков, детей и тех, кто послабее — это не новость. Но были и другие "воры" хлеба, доведённые до этого отчаянием. Детишки. кто пошустрее, выхватывали у взрослых хлеб и быстро-быстро глотали его на месте, свернувшись в клубочек и никуда не убегая, потому что сил не было. Они знали, что хлеб отнимут, а потом будут бить, возможно ногами, ломая рёбра и выбивая зубы. Но за этот крошечный период времени они успевали хоть сколько-то да проглотить.

Уборка трупов. Очевидцы описывали целые грузовики трупов, куда они были свалены или поставлены стоймя, как чурбаки. Раздетые, промёрзшие. Маленьких детей всовывали поверх остальных, часто вверх ногами. В страшном сне такое не приснится.

Нет, эта книга не концентрируется на мрачняке и не смакует только самые ужасные гадости, которые творились в то время. Скорее, она имеет смелость о них говорить наряду с остальными вещами, которые уже слышали все, кто хоть когда-либо читал про блокадный Ленинград. При этом художественная её ценность почти отсутствует, потому что в книге есть и вода, и повторы, и мелкие недочёты (видимо редакторы немного профилонили). Но как документ - бесценная вещь.