5 Болезнь непонимания

Когда в детстве и юности нам твердят об актуальности классики, вряд ли мы в наши школьные годы чудесные способны по-настоящему это понять. То ли Марьиванны плохо объясняют, то ли опыта (того самого, житейского) маловато, да только актуальность так и остаётся чем-то вроде Северного Полюса: все знают, что он есть, но так немыслимо далеко… Бывают же такие ситуации, когда вдруг сами собой возникают какие-то параллели, когда вдруг понимаешь: да ведь почти об этом самом и писал кто-то великий!
Не так давно один известный человек написал статью по поводу невесёлому и актуальному. Написал честно, искренне, так, как думал, без всякого «соцзаказа». И почему-то оказалось, что выпал из общего хора голосов, пошёл не в ногу со всеми, а как бы даже в другую сторону. И понеслось! А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! К ответу! И, собственно, чего такое вообще сказать-то хотел, а?!
И вспомнился тут не кто-нибудь, а Александр Андреич Чацкий, успешно нами «пройденный», причём чаще всего мимо. Вот он, молодой, три года пробывший где-то заграницей (где весьма ощутимы отблески костра Французской революции), соскучившийся, появляется в доме Фамусова. Нарушает при этом все приличия – раннее утро, никто гостей в такое время не принимает. В том-то и дело – он не гость. Он свой. Он и мчится прямо с дороги к своим, а не в какой-то лагерь врагов, где надо быть во всеоружии и обдумывать каждый жест, каждое слово.
Его знаменитые монологи тоже произносятся не на заседании тайного общества, а для хорошо знакомых с детства людей, которым он верит, которых так давно знает (как ему кажется). Наверняка так пылко говорит в надежде, что его поймут, что найдутся люди, разделяющие его взгляды. Пусть не Фамусов, куда ему, человеку прошлого века, но Софья, но Молчалин?! Ведь они-то с Чацким ровесники (Софья помоложе, но ведь «ей сна нет от французских книг», девица образованная). Но нет. Нет понимания, нет взаимности ни в чём.
Лиза, служанка, которая в лучших литературных традициях часто бывает умнее, наблюдательнее многих героев пьесы, скажет одну важную фразу:

Как все московские, ваш батюшка таков…

Ключевое здесь начало: «как все» - и этим всё сказано. Попробуй быть не таким – плохо тебе будет, разорвёт стая. И ещё «московские» - уютная милая Москва с утопающими в зелени особняками отличалась какой-то своей особой патриархальностью (ну вспомните все эти лубочные «конфетки-бараночки»), клановостью, многочисленными и разветвлёнными родственными связями, что в целом составляло такой конгломерат, о который можно сломать не только зубы, но и шею.
Поначалу и Фамусов принимает Чацкого именно как своего:

Здорово, друг, здорово, брат, здорово.
Рассказывай, чай у тебя готово
Собранье важное вестей?
Садись-ка, объяви скорей.

Тут и «друг», и «брат» - наш человек, что и говорить!
Проходит какой-то час, стоило лишь Чацкому в одном из первых монологов сравнить «век нынешний и век минувший», как Фамусов приходит в ужас. И после каждой реплики молодого гостя ему становится всё хуже и хуже:

Фамусов
Ах! Боже мой! он карбонари! *
Чацкий
Нет, нынче свет уж не таков.
Фамусов
Опасный человек! (Оставлю далее реплики только Фамусова):
Что говорит! и говорит, как пишет!
* * *
Он вольность хочет проповедать!
* * *
Да он властей не признает!
* * *
Строжайше б запретил я этим господам
На выстрел подъезжать к столицам.

Дальше – больше. Чем пространнее становятся монологи, тем сильнее раздражаются окружающие. Никто, никто не пожелал выслушать по-настоящему, попробовать вникнуть, постараться понять, что искры Франции и просто здравого смысла уже долетают, уже зажигают умы и сердца. Но нет, мы, московские, горой друг за друга, нам перемен и ваших революций на дух не надо. Да и стоит ли слушать кого-то, кого не было три года, мы его опять выживем из нашего тесного и сплочённого мирка.
Пусть он умён, но мы-то не понимаем, чего он там так долго и красиво пытается говорить. У нас тут бал, понимаешь, карты, турнюр у кого-то новый, надо обсудить… Проблемы?! Нет, у нас они, конечно, есть, но мы сами знаем, какие, вон докторша «не родила, но по расчету – по моему – должна родить». Не надо идти против нашего мнения, да ещё не спросив, что думает княгиня Марья Алексевна. Пошёл? А мы намекали… Мы ж предупреждали… А вот на тебе, получи! Распнём, затопчем, объявим сумасшедшим.
И пусть себе пойдёт

…искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!..

А знаете, грустно… Классика и впрямь актуальна. Увы.

Источник